25 декабря 1761 года после долгой болезни не стало Императрицы Елизаветы Петровны. Объявивший эту весть сенатор князь Трубецкой провозгласил вступление на трон Императора Петра III. Как пишет историк С. М. Соловьев, "ответом были рыдания и стоны на весь дворец <...> Большинство встретило мрачно новое царствование: знали характер нового Государя и не ждали от него ничего хорошего". Екатерина же, если и имела намерение "спасать государство от той гибели, опасность которой заставляли предвидеть все нравственные и физические качества этого Государя", то, будучи в то время на пятом месяце беременности, не могла активно вмешиваться в ход событий. Возможно, для нее это было к лучшему - за полгода правления Петр III до такой степени настроил против себя общество, что практически сам открыл супруге дорогу к власти. Причем отношение к нему не изменили ни повлекшее всеобщее ликование упразднение Тайной канцелярии с ее застенками, заполненными арестантами по печально знаменитому выкрику: "Слово и дело государево!", ни провозглашенный 18 февраля 1762 года Манифест о вольности дворянства, освобождавший дворян от обязательной государственной службы и предоставлявший выбор места проживания, занятий и право выезда за рубеж. Последний акт вызывал у дворянства такой приступ энтузиазма, что Сенат вознамерился поставить царю-благодетелю памятник из чистого золота. Однако эйфория длилась недолго, - все перевесили непопулярные действия императора, сильно задевавшие национальное чувство русских людей. Осуждали обожание Императором прусского короля Фридриха II, за что он получил в народе прозвище "обезьяна Фридриха". Градус недовольства особенно подскочил, когда Петр III заключил с Пруссией мир и возвратил ей без компенсации завоеванные земли, чем свел на нет все успехи России в Семилетней войне. Петр III настроил против себя духовенство, когда по указу от 21 марта 1762 года начали осуществлять принятое Елизаветой решение о секуляризации церковных земель - опустошенная войной казна требовала пополнения. Кроме того, новый царь грозился лишить духовенство привычных облачений, заменив их пасторскими рясами, и сбрить бороды. Не прибавило популярности Императору пристрастие к вину, не осталось незамеченными ужимки, шутки и громкий смех в дни прощания с покойной Императрицей...

Неизвестный художник.: великая княгиня Екатерина Алексеевна (Вячеслав Лопатин _ФТ)
По словам современников, у Петра III не было в эти дни "более жестокого врага, чем он сам, потому что он не пренебрегает ничем, что могло бы ему повредить". Как видим, Петр III основательно подготовил почву для переворота. Затруднительно сказать, когда появились конкретные очертания заговора, однако его возникновение можно отнести к апрелю 1762 года, когда Екатерина после родов получила возможность для реальных действий. Окончательно решение о перевороте, утвердилось после семейного скандала случившегося в начале июня: на торжественном обеде в присутствии иностранных послов и около 500 гостей Петр III во всеуслышание несколько раз назвал жену дурой, затем последовало распоряжение адъютанту арестовать супругу и только уговоры принца Георга Людвига Голштинского (дяди Императора) потушили конфликт; но не изменили намерение Петра III освободиться от жены и жениться на фаворитке - Елизавете Романовне Воронцовой. По отзывам близких к Петру лиц, она "ругалась, как солдат, косила, дурно пахла и плевалась при разговоре". Рябая, толстая, с непомерным бюстом, она была как раз тем типом женщины, который нравился Петру Федоровичу, во время попоек громогласно называвшему свою подружку не иначе как "Романовна". Екатерине же грозило пострижение в монахини. Времени на организацию классического заговора с длительной подготовкой всех деталей не оставалось. Все решалось по обстановке, едва ли не на уровне импровизации, правда, компенсируемой решительными действиями сторонников Екатерины Алексеевны. Среди них был и ее тайный воздыхатель украинский гетман К. Г. Разумовский, одновременно командир Измайловского полка, любимец гвардейцев. Явные симпатии выказывали ей приближенные к Петру III обер-прокурор А. И. Глебов, генерал-фельдцейхмейстер А. Н. Вильбоа, директор полиции барон Н. А. Корф, а также генерал-аншеф М. Н. . В подготовке переворота участвовала и 18-летняя необычайно энергичная княгиня Е. Р. Дашкова (фаворитка Петра III приходилась ей сестрой), обладавшая обширными связями в свете благодаря близости к Н. И. Панину и тому, что канцлер М. И. Воронцов был ее родным дядей. Именно через сестру фаворитки, к участию в перевороте привлекли офицеров Преображенского полка - П. Б. Пассека, С. А. Бредихина, братьев Александра и Николая Рославлевых.
По иным надежным каналам устанавливались связи с другими энергичными молодыми гвардейскими офицерами. Все они и проложили Екатерине сравнительно легкий путь к трону. Среди них наиболее активный и деятельный - "выдававшийся из толпы товарищей красотою, силою, молодцеватостью, общительностью" 27-летний Григорий Григорьевич Орлов (давно уже состоявший в любовной связи с Екатериной - родившийся у нее в апреле 1762 года мальчик был их сын Алексей). Фаворита Екатерины во всем поддерживали два его таких же молодцеватых брата-гвардейца - Алексей и Федор. Именно трое братьев Орловых фактически являлись главной пружиной заговора. В конной гвардии "направляли все благоразумно, смело и деятельно" 22-летний унтер-офицер Г. А. Потемкин и его одногодок Ф. А. Хитрово. К концу июня, по словам Екатерины, ее "соумышленниками" в гвардии были до 40 офицеров и около 10 тысяч рядовых. Одним из главных вдохновителей заговора стал воспитатель цесаревича Павла Никита Панин. Правда, он преследовал отличные от Екатерины цели: отстранение от власти Петра Федоровича и установление регентства при своем воспитаннике, малолетнем царе Павле Петровиче. Екатерина знает об этом, и, хотя такой план для нее абсолютно неприемлем, она, не желая раздробления сил, при разговоре с Паниным ограничивается фразой: "Мне милее быть матерью, чем женой повелителя". Случай приблизил падение Петра III: безрассудное решение начать войну с Данией (при совершенно пустой казне) и самому командовать войсками, хотя неспособность императора к военному делу была притчей во языцех. Его интересы здесь ограничивались любовью к красочным мундирам, к бесконечной муштре и усвоению грубых солдатских манер, которые он считал показателем мужественности. Даже настоятельный совет его кумира Фридриха II - до коронации не отправляться на театр военных действий - не возымел на Петра действия.

Екатерина II на ступенях Казанского собора 28 июня 1762 года (акварель с оригинала И.-Г.-Кестнера, конец XVIII века)
И вот уже гвардия, избалованная при Императрице Елизавете Петровне вольготной столичной жизнью, а теперь по прихоти царя наряженная в ненавистные мундиры прусского образца, получает приказ срочно готовиться к походу, совершенно не отвечавшему интересам России. Непосредственным сигналом к началу действий заговорщиков послужил случайный арест вечером 27 июня одного из заговорщиков - капитана Пассека. Опасность была велика. Алексей Орлов и гвардейский поручик Василий Бибиков в ночь на 28 июня спешно поскакали в Петергоф, где находилась Екатерина. Оставшиеся в Петербурге братья Григорий и Федор подготовили все для подобающей встречи ее в столице. В шесть часов утра 28 июня Алексей Орлов разбудил Екатерину словами: "Пора вставать: все готово для вашего провозглашения". "Как? Что?" - произносит спросонья Екатерина. "Пассек арестован", - был ответ А. Орлова. И вот колебания отброшены, Екатерина с камер-фрейлиной садятся в карету, в которой прибыл Орлов. На запятках устраиваются В. И. Бибиков и камер-лакей Шкурин, на козлах рядом с кучером - Алексей Орлов. Верст за пять до столицы их встречает Григорий Орлов. Екатерина пересаживается в его карету со свежими лошадьми. Перед казармами Измайловского полка гвардейцы в восторге приносят присягу новой императрице. Затем карета с Екатериной и толпа солдат, возглавляемая священником с крестом, направляются к Семеновскому полку, встретившему Екатерину громовым "Ура!". Сопровождаемая войсками, она едет в Казанский собор, где тотчас же начинается молебен и на ектеньях "возглашали самодержавную императрицу Екатерину Алексеевну и наследника великого князя Павла Петровича". Из собора Екатерина, уже императрица, отправляется в Зимний дворец. Здесь к двум полкам гвардии присоединились чуть припозднившиеся и страшно этим расстроенные гвардейцы Преображенского полка. К полудню подтянулись и армейские части. Тем временем в Зимнем дворце Сенат, Синод и другие высшие чины государства принесли присягу Императрице по составленному Г. Н. Тепловым тексту. Обнародован Манифест о восшествии на престол Екатерины "по желанию всех наших подданных". Жители столицы ликуют, рекой льется за казенный счет вино из частных погребов и разгоряченный выпитым простой народ от души веселится и ждет благодеяний от новой царицы.
Под возгласы "Ура!" отменен датский поход и для привлечения на свою сторону флота в Кронштадт послан надежный человек - адмирал И. Л. Талызин. Указы о перемене власти своевременно отправлены и в находившуюся в Померании часть русской армии. А что же Петр III? Подозревал ли он угрозу переворота и что происходило в его ближайшем окружении в злополучный день 28 июня? Сохранившиеся документальные свидетельства однозначно показывают, что он даже мысли не допускал о возможности переворота, уверенный в любви подданных. Отсюда его пренебрежение к ранее поступавшим, правда туманным, предостережениям. Засидевшись накануне за поздним ужином, Петр 28 июня к полудню приезжает в Петергоф для празднования своих именин и обнаруживает, что Екатерины в Монплезире нет, - она неожиданно уехала в Петербург. В город срочно посланы гонцы - Н. Ю. Трубецкой и А. И. Шувалов (один - полковник Семеновского, другой - Преображенского полка). Однако ни тот, ни другой не вернулись, присягнув Екатерине. Но и исчезновение гонцов не придало решительности Петру, с самого начала морально раздавленному полной, на его взгляд, безысходностью ситуации. Наконец принято решение двигаться в Кронштадт: по донесению коменданта крепости П. А. Девиера, там будто бы готовы к приему императора. Но пока Петр и его люди плыли в Кронштадт, туда уже успел прибыть Талызин и, к радости гарнизона, привел всех к присяге на верность Императрице Екатерине II. Поэтому подошедшая в первом часу ночи к крепости флотилия низложенного императора (одна галера и одна яхта) вынуждена была повернуть обратно к Ораниенбауму. Не принял Петр и совета возвращенного из ссылки престарелого графа Б. Х. Миниха действовать "по-царски", не медля отправиться к войскам в Ревель и с ними двинуться на Петербург.

12Гроот Георг Кристофор: портрет Великого Князя Петра Федоровича.(Третьяковская галерея.)
В это время Екатерина еще раз демонстрирует свою решительность, приказав стянуть к Петергофу до 14 тысяч войск с артиллерией. Задача заговорщиков сложна и одновременно проста: добиться "добровольного" отречения Петра от престола. И 29 июня генерал М. Л. Измайлов доставляет Екатерине послание Петра III с просьбой о прощении и с отказом от своих прав на трон. Он выразил также готовность (если будет дозволено) вместе с Е. Р. Воронцовой, адъютантом А. В. Гудовичем, скрипкой и любимым мопсом отправиться на жительство в Голштинию, лишь бы ему был выделен достаточный для безбедного существования пансион. От Петра затребовали "письменное и своеручное удостоверение" об отказе от престола "добровольно и непринужденно". Петр был согласен на все и письменно покорно заявил "целому свету торжествен но": "От правительства Российским государством на весь век мой отрекаюсь". К полудню Петра доставили в Петергоф, а затем перевели в Ропшу - загородный дворец в 27 верстах от Петербурга. Здесь он был посажен "под крепкий караул" до той поры, пока будут готовы помещения в Шлиссельбурге. Главным "караульщиком" назначили Алексея Орлова. Итак, на переворот потребовалось неполных два дня - 28 и 29 июня. Фридрих II позже в разговоре с французским посланником в Петербурге графом Л.-Ф. Сегюром сказал о событиях в России: "Отсутствие мужества в Петре III погубило его: он позволил свергнуть себя с престола, как ребенка, которого отсылают спать". В сложившейся ситуации физическое устранение Петра было самым верным решением проблемы и нa седьмой день после переворота при не выясненных обстоятельствах Петр III был умерщвлен; официально объявили, что Император скончался от геморроидальной колики, случившейся "по воле божественного Провидения".
Естественно, современников,а впоследствии и историков, интересовал вопрос участия самой Екатерины к этой трагедии. Есть разные мнения на этот счет, но все они строятся на догадках и допущениях, и никаких фактов, уличающих Екатерину в этом преступлении, просто нет. Видимо, прав был французский посланник Беранже, когда по горячим следам событий писал: "Я не подозреваю в этой принцессе такой ужасной души, чтобы думать, что она участвовала в смерти царя, но так как тайна самая глубокая будет, вероятно, всегда скрывать от общего сведения настоящего автора этого ужасного убийства, подозрение и гнусность останутся на императрице". Более определенно высказался А. И. Герцен: "Весьма вероятно, что Екатерина не давала приказания убить Петра III. Мы знаем из Шекспира, как даются эти приказания - взглядом, намеком, молчанием". Здесь важно заметить, что все участники "нечаянного" (так объяснял в своей покаянной записочке императрице А. Орлов) убийства низложенного императора не только не понесли никакого наказания, но были потом отменно награждены деньгами и крепостными душами. Тем самым Екатерина, вольно или невольно, взяла этот тяжкий грех на себя. Возможно, именно поэтому не меньшую милость императрица проявила и по отношению к своим недавним врагам: практически ни один из них не только не был отправлен по сложившейся российской традиции в ссылку, но и вообще не понес наказания. Даже метрессу Петра Елизавету Воронцову всего лишь тихо водворили в дом ее отца. Более того, впоследствии Екатерина II стала крестной матерью ее первенца. Воистину великодушие и незлопамятность - верное оружие сильных, всегда приносящее им славу и верных почитателей. 6 июля 1762 года в Сенате был объявлен подписанный Екатериной Манифест о восшествии ее на престол. 22 сентября в Москве, прохладно встретившей новую Императрицу состоялась торжественная коронация. Так началось 34-летнее царствование Екатерины Второй.

Вергилиус Эриксен: портрет Императрицы Екатерины II Алексеевны
Приступая к характеристике долгого правления Екатерины II и ее личности, обратим внимание на один парадоксальный факт: незаконность восшествия на трон Екатерины имела и свои несомненные плюсы, особенно в первые годы царствования, когда она "должна была тяжким трудом, великими услугами и пожертвованиями искупать то, что цари законные имеют без труда. Эта самая необходимость и была отчасти пружиною великих и блистательных дел ее". Так считал не только известный литератор и мемуарист Н. И. Греч, которому принадлежит приведенное суждение. Он в данном случае лишь отражал мнение образованной части общества. В. О. Ключевский, говоря о задачах, стоявших перед Екатериной, взявшей, а не получившей власть по закону, и отмечая крайнюю запутанность ситуации после переворота, делал упор на том же моменте: "Власть захваченная всегда имеет характер векселя, по которому ждут уплаты, а по настроению русского общества Екатерине предстояло оправдать разнообразные и несогласные ожидания". Забегая вперед, скажем, что вексель этот был ею погашен в срок. В литературе давно отмечено основное противоречие екатерининского "века Просвещения" (правда, не всеми специалистами разделяемое): Императрица "хотела столько просвещения и такого света, чтобы не страшиться его "неминуемого следствия". Иначе говоря, Екатерина II оказалась перед дилеммой: просвещение или рабство? А поскольку она не разрешила сию проблему, оставив в неприкосновенности крепостное право, то вроде бы дала повод для последующих недоумений по поводу того, почему она этого не сделала. Но приведенная выше формула ("просвещение - рабство") вызывает естественный вопрос: а были ли в ту пору в России соответствую щие условия для уничтожения "рабства" и осознавало ли тогдашнее общество необходимость радикального изменения социальных отношений в стране? Попытаемся ответить на них: определяя курс внутренней политики, Екатерина опиралась прежде всего на книжные знания, но не только - Преобразовательный пыл Императрицы на первых порах подпитывался оценкой России как "еще не распаханной страны", где лучше всего и проводить всякие реформы. Именно поэтому 8 августа 1762 года, на шестой неделе правления, Екатерина II подтвердила мартовский указ Петра III о запрете покупки промышленниками крепостных крестьян. Владельцы заводов и рудников отныне должны довольствоваться трудом вольнонаемных рабочих, оплачиваемых по договору. Кажется, у нее вообще было намерение отменить принудительный труд и сделать так, чтобы избавить страну от "позора рабства", как того требовал дух учения Монтескье. Но намерение это не настолько еще у нее окрепло, чтобы решиться на такой революционный шаг. Екатерина пока не имела сколько-нибудь полного представления о российской действительности. С другой стороны, князь П. А. Вяземский, когда деяния Екатерины II еще не стали "преданьем старины глубокой", она "любила реформы, но постепенные, преобразования, но не крутые", без ломки.

«Неизвестный художник: Екатерина II с текстом «Наказа», 1770-е года.»
К 1765 году Екатерина II объявляет о созыве Уложенной комиссии для приведения "в лучший порядок" существующего законодательства и для того, чтобы достоверно узнать "нужды и чувствительные недостатки нашего народа". Напомним, попытки созвать действующий законотворческий орган - Уложенную комиссию - предпринимались и ранее, но в силу разных причин заканчивались неудачей. Учитывая это, Екатерина прибегла к небывалому в истории России деянию: она собственноручно составила особый "Наказ", представляющий собой детально расписанную программу действий Комиссии. Как следует из письма к Вольтеру, она считала, что русский народ - "превосходная почва, на которой хорошее семя быстро возрастает; но нам также нужны аксиомы, неоспоримо признанные за истинные". А аксиомы эти известны - идеи Просвещения, положенные ею в основу нового российского законодательства. В. О. Ключевский специально выделил основное условие для реализации преобразовательных планов Екатерины, в сжатом виде изложенное ею в "Наказе": "Россия есть европейская держава; Петр I, вводя нравы и обычаи европейские в европейском народе, нашел такие удобства, каких и сам не ожидал. Заключение следовало само собой: аксиомы, представляющие последний и лучший плод европейской мысли, найдут в этом народе такие же удобства". В литературе о "Наказе" с давних пор существует мнение как о сугубо компилятивном документе, при этом ссылаются на ее собственные слова, сказанные философу и просветителю Д'Аламберу: "Вы увидите, как там я на пользу моей империи обобрала президента Монтескье, не называя его". И впрямь, из 526 статей "Наказа", разбитых на 20 глав, 294 восходят к труду знаменитого французского просветителя Монтескье "О духе законов", а 108 - к сочинению итальянского ученого-юриста Чезаре Беккариа "О преступлениях и наказаниях". Екатерина использовала труды европейских мыслителей, однако то было не переложение на русский лад сочинений именитых авторов, а их творческое переосмысление, попытка приложить заложенные в них идеи к российской действительности.
Императрица Екатерина Вторая \\ Журнал "Наука и жизнь" №2, 2003 год.