Самопрезентация, или самораскрытие?
ljusha Начиная с 6 главы даются вполне практические вещи, которые надо делать, а говорить о них – пока рано: надо заработать собственный опыт. Если будут появляться какие-то мысли по поводу, я, конечно, напишу, но пока практика, практика, практика.
А пока, в своих описаниях, я вернусь на шажок назад к предыдущим главам. Вот о том, почему иноподтверждаемая близость является разрушительной для отношений и человека.
Это происходит совершенно незаметно. Просто в какой-то момент начинаешь «фильтровать базар». Начинаешь не говорить что-то, что партнёру не понравится, не делать что-то, от чего ему будет дискомфортно. И в результате таких, казалось бы, невинных действий - теряешь саму себя. Промолчала, когда хотелось возмутиться, стерпела, когда замечание партнёра показалось обидным. Сделала что-то, чего совсем не хотелось, чтобы партнёр не осерчал. Я говорю сейчас «партнёр» - вовсе даже не имея ввиду отношения М-Ж. Я часто наблюдала это за собой в отношениях с родителями, в отношениях с ребёнком. Т.е. партнёр в данном случае – это любой партнёр по общению.
Т.е. я хочу сказать – это начинается не в браке. C самого начала я очень хорошо научилась самопрезентации, общаясь с мамой. Именно тогда я начала потихоньку терять себя. Где-то раньше я писала, как получила опыт расстановок, и как мы расставляли моё неумение выстраивать свою территорию, свои границы. Так вот, тогда я узнала, что начала терять себя по кусочкам в очень и очень раннем возрасте. Так что то, что просиходило в отношениях с Сашей – было только продолжением давно запущенного процесса.
И далеко не только с Сашей. Очень ярко это проявилось у меня в общении с сыном. Не знаю, откуда у меня взялось убеждение, что по отношению к детям нельзя проявлять агрессию. (У меня вообще всё плохо было с проявлением агрессии к кому бы то ни было, поэтому я легко сажала людей к себе на шею, а когда везти их дальше не было мочи и я их всё-таки скидывала – те искренне удивлялись – а в чём дело-то?) Хотя… знаю, ну, или, по крайней мере догадываюсь. Маму всегда очень обижало и пугало любое проявление агрессии с моей стороны. И мне очень быстро в детстве объяснили и показали, что так себя хорошие девочки не ведут. Я и не вела.
Но вернёмся к моим отношениям с сыном.
Итак, в моих понятиях, к детям нельзя проявлять агрессию, я и не проявляла. Но порой дитёнок просто изводил меня какими-то своими желаниями, капризами и поступками. Я мягко говорила, и говорила, и говорила, что так делать нельзя. Результат стремился практически к нулю. В то время как мои более здравые подруги могли одним рявком поставить зарвавшееся дитё на место. Мне в эти моменты жутко не нравилось, как они общаются с детьми, мне казалось, что они плохо влияют на их психику. Однако, по факту, я видела, что в настоящее время именно их дети в отношениях с мамами ведут себя более адекватно (я оправдывала для себя это тем, что в долгосрочной перспективе мой ребёнок будет психологически здоровее).
Нельзя сказать, что я вовсе не проявляла агрессию, проявляла, и это было гораздо хуже – когда сил терпеть уже не было, и крышку срывало паром… Но в целом я держала маску «хорошей мамы». Не помню в какой момент и почему (возможно в процессе Випассаны, во всяком случае это началось во времена, когда я её начала практиковать) я осознала, что жутко загнала себя в эти рамки «хорошей».
Я была «хорошей» - с мужем, с друзьями с сыном… и я нашла себя очень ограниченной и зашоренной. Это отразилось на том, что я не только отрицательных эмоций проявлять не могла, в моей жизни исчезли и все положительные…
Вот ровно этим я и занималась. Ради блага отношений с Сашей, ради блага отношений с сыном, и ради блага всех прочих отношений я загнала себя в угол безэмоциональности. Но однажды меня прорвало.
Однажды мне приснился сон, в котором я швыряла об пол тарелки, разбивая их в дребезги, хлопала дверьми так, что весь дом шатался в испуге. Я была в этом сне самим воплощением гнева и агрессии. И, проснувшись, поняла, что именно так мне сейчас, в моей нынешней жизненной ситуации, и хочется вести себя. А не быть вечно хорошей и послушной девочкой.
Однако, перейти от самопрезентации к тому, что ты есть на самом деле не так уж просто. Особенно, когда то, что я есть - совершенно выходило за рамки моих представлений о том, какой я должна быть. Было забавно, как я по капельке научалась проявлять отрицательные эмоции. Например, ударившись или порезавшись я заставляла себя вскрикнуть (раньше я всегда подавляла в себе это желание). Я замечала, что после этого боль проходила быстрее и становилась не такой интенсивной. Однажды, разозлившись на сына – я хлопнула таки тарелку об пол, и мне было так хорошо, я почувствовала такое облегчение… Правда, сын был совершенно обескуражен, и очень меня просил больше никогда так не делать. Но я для себя приняла решение, что если во мне такая буря эмоций, то пусть лучше бьются тарелки, чем монстр моего гнева будет разрушать меня изнутри.
Мало помалу, продираясь сквозь свои страхи, я научилась проявлять свои эмоции. Я стараюсь это делать наименее разрушительным для окружающих способом (например, если мне очень хочется побить сына – я бью стену или боксёрскую грушу, которую купил для нас с Севкой специально для таких случаев Саша), но делать. Выражать свои эмоции, выплёскивать их наружу.
Что интересно, когда я стала их проживать, а не запирать в себе, их стало намного-много меньше, и по времени они стали совсем коротенькими. Наша боксёрская груша уже год стоит в углу и не находит себе применения, хотя поначалу, когда я стала осваивать свои эмоции (а Севка – учась от меня, стал осваивать свои) – груша нам пригождалась частенько. Тарелки тоже как-то не бьются, хотя у меня припасена парочка для таких случаев.
К слову, через некоторое время сын попробовал повторить мой трюк с тарелкой (сначала он очень возмущался о любой разбитой тарелке). Правда, не в гневе, в весьма спокойном состоянии, и даже, посовещавшись со мной. Он придумал, перенести доставшую его на тот момент простуду на тарелку, и разбить её нафиг. Тарелку взял «небьющуюся», так что ушло много усилий на то, чтобы её всё-таки разбить (ну, так и простуда была не проста). Тарелка была из моих любимых, и мне потребовалось внутреннее усилие на то, чтобы согласиться (а он попросил у меня разрешения, и сказал, что ему нужна именно эта тарелка, и никакая другая), но я почувствовала, как важен был этот момент в наших с ним отношениях. Как благодарен он был, почувствовав, что наши с ним отношения и его самость для меня важнее любимой тарелки.
А пока, в своих описаниях, я вернусь на шажок назад к предыдущим главам. Вот о том, почему иноподтверждаемая близость является разрушительной для отношений и человека.
Это происходит совершенно незаметно. Просто в какой-то момент начинаешь «фильтровать базар». Начинаешь не говорить что-то, что партнёру не понравится, не делать что-то, от чего ему будет дискомфортно. И в результате таких, казалось бы, невинных действий - теряешь саму себя. Промолчала, когда хотелось возмутиться, стерпела, когда замечание партнёра показалось обидным. Сделала что-то, чего совсем не хотелось, чтобы партнёр не осерчал. Я говорю сейчас «партнёр» - вовсе даже не имея ввиду отношения М-Ж. Я часто наблюдала это за собой в отношениях с родителями, в отношениях с ребёнком. Т.е. партнёр в данном случае – это любой партнёр по общению.
Т.е. я хочу сказать – это начинается не в браке. C самого начала я очень хорошо научилась самопрезентации, общаясь с мамой. Именно тогда я начала потихоньку терять себя. Где-то раньше я писала, как получила опыт расстановок, и как мы расставляли моё неумение выстраивать свою территорию, свои границы. Так вот, тогда я узнала, что начала терять себя по кусочкам в очень и очень раннем возрасте. Так что то, что просиходило в отношениях с Сашей – было только продолжением давно запущенного процесса.
И далеко не только с Сашей. Очень ярко это проявилось у меня в общении с сыном. Не знаю, откуда у меня взялось убеждение, что по отношению к детям нельзя проявлять агрессию. (У меня вообще всё плохо было с проявлением агрессии к кому бы то ни было, поэтому я легко сажала людей к себе на шею, а когда везти их дальше не было мочи и я их всё-таки скидывала – те искренне удивлялись – а в чём дело-то?) Хотя… знаю, ну, или, по крайней мере догадываюсь. Маму всегда очень обижало и пугало любое проявление агрессии с моей стороны. И мне очень быстро в детстве объяснили и показали, что так себя хорошие девочки не ведут. Я и не вела.
Но вернёмся к моим отношениям с сыном.
Итак, в моих понятиях, к детям нельзя проявлять агрессию, я и не проявляла. Но порой дитёнок просто изводил меня какими-то своими желаниями, капризами и поступками. Я мягко говорила, и говорила, и говорила, что так делать нельзя. Результат стремился практически к нулю. В то время как мои более здравые подруги могли одним рявком поставить зарвавшееся дитё на место. Мне в эти моменты жутко не нравилось, как они общаются с детьми, мне казалось, что они плохо влияют на их психику. Однако, по факту, я видела, что в настоящее время именно их дети в отношениях с мамами ведут себя более адекватно (я оправдывала для себя это тем, что в долгосрочной перспективе мой ребёнок будет психологически здоровее).
Нельзя сказать, что я вовсе не проявляла агрессию, проявляла, и это было гораздо хуже – когда сил терпеть уже не было, и крышку срывало паром… Но в целом я держала маску «хорошей мамы». Не помню в какой момент и почему (возможно в процессе Випассаны, во всяком случае это началось во времена, когда я её начала практиковать) я осознала, что жутко загнала себя в эти рамки «хорошей».
Я была «хорошей» - с мужем, с друзьями с сыном… и я нашла себя очень ограниченной и зашоренной. Это отразилось на том, что я не только отрицательных эмоций проявлять не могла, в моей жизни исчезли и все положительные…
Вот ровно этим я и занималась. Ради блага отношений с Сашей, ради блага отношений с сыном, и ради блага всех прочих отношений я загнала себя в угол безэмоциональности. Но однажды меня прорвало.
Однажды мне приснился сон, в котором я швыряла об пол тарелки, разбивая их в дребезги, хлопала дверьми так, что весь дом шатался в испуге. Я была в этом сне самим воплощением гнева и агрессии. И, проснувшись, поняла, что именно так мне сейчас, в моей нынешней жизненной ситуации, и хочется вести себя. А не быть вечно хорошей и послушной девочкой.
Однако, перейти от самопрезентации к тому, что ты есть на самом деле не так уж просто. Особенно, когда то, что я есть - совершенно выходило за рамки моих представлений о том, какой я должна быть. Было забавно, как я по капельке научалась проявлять отрицательные эмоции. Например, ударившись или порезавшись я заставляла себя вскрикнуть (раньше я всегда подавляла в себе это желание). Я замечала, что после этого боль проходила быстрее и становилась не такой интенсивной. Однажды, разозлившись на сына – я хлопнула таки тарелку об пол, и мне было так хорошо, я почувствовала такое облегчение… Правда, сын был совершенно обескуражен, и очень меня просил больше никогда так не делать. Но я для себя приняла решение, что если во мне такая буря эмоций, то пусть лучше бьются тарелки, чем монстр моего гнева будет разрушать меня изнутри.
Мало помалу, продираясь сквозь свои страхи, я научилась проявлять свои эмоции. Я стараюсь это делать наименее разрушительным для окружающих способом (например, если мне очень хочется побить сына – я бью стену или боксёрскую грушу, которую купил для нас с Севкой специально для таких случаев Саша), но делать. Выражать свои эмоции, выплёскивать их наружу.
Что интересно, когда я стала их проживать, а не запирать в себе, их стало намного-много меньше, и по времени они стали совсем коротенькими. Наша боксёрская груша уже год стоит в углу и не находит себе применения, хотя поначалу, когда я стала осваивать свои эмоции (а Севка – учась от меня, стал осваивать свои) – груша нам пригождалась частенько. Тарелки тоже как-то не бьются, хотя у меня припасена парочка для таких случаев.
К слову, через некоторое время сын попробовал повторить мой трюк с тарелкой (сначала он очень возмущался о любой разбитой тарелке). Правда, не в гневе, в весьма спокойном состоянии, и даже, посовещавшись со мной. Он придумал, перенести доставшую его на тот момент простуду на тарелку, и разбить её нафиг. Тарелку взял «небьющуюся», так что ушло много усилий на то, чтобы её всё-таки разбить (ну, так и простуда была не проста). Тарелка была из моих любимых, и мне потребовалось внутреннее усилие на то, чтобы согласиться (а он попросил у меня разрешения, и сказал, что ему нужна именно эта тарелка, и никакая другая), но я почувствовала, как важен был этот момент в наших с ним отношениях. Как благодарен он был, почувствовав, что наши с ним отношения и его самость для меня важнее любимой тарелки.