В России правили два царя с именем Николай и жены обоих были крещены в православии под именем «Александра Федоровна». Но, если о второй Государыне, прожившей жизнь в тревогах и в конце трагически погибшей, в последние годы писалось много, то жизнь первой Александры Федоровны – супруги Николая I – рядовому читателю почти ничего не известно. Может быть потому, что она была любима народом и прожила счастливую жизнь -ведь трагедии чаще привлекают внимание чем истории о счастливых принцессах... Именно по этой причине она была не особо популярна у писателей - зачем описывать историю женщины, у которой все складывалось хорошо??
И только Булат Окуджава ввел Императрицу в роман «Путешествие дилетантов». В свое время эта книга была более чем популярна… И Государыня там далеко не симпатичный персонаж - она не любит главного героя и отказывается помочь ему и его возлюбленной Лавинии Ладимировской, когда они бежали от ее жестокого мужа… Это исторический факт. И Окуджава объясняет его неприязнью Государыни к Мятлеву: «Несколько дней назад старуха Волконская, фрейлина покойной Императрицы, просила ее за князя Мятлева, известного наглостью и скандальными выходками. Она просила Государыню повлиять на мужа и смягчить его и Александра Федоровна, преисполненная добрых намерений, не смогла, отказать - но пообещав, поняла, что взялась за невыполнимое. Муж обожал ее и она это ежеминутно ощущала, ибо любая ее прихоть исполнялась мгновенно с и щедростью, однако это касалось фантастического карнавала, в котором она жила, и не выходило за его рамки; кроме того, все в чем можно усмотреть намек на ошибочность его мнений, ожесточало и отдаляло его. Он тогда говорил: «Вы же знаете - это не в моих правилах. Вы судите об этом под воздействием вашего доброго слабого сердца, я же руководствуюсь государственными интересами, и разве все вокруг не есть доказательство моей правоты?» И она, любившая мир и благополучие, сожалела о легкомысленном обещании. Но даже если бы он снизошел к ее просьбе, то и тогда она не смогла бы просить за князя, она видела его не однажды и князь был ей неприятен - сухощавый, со взглядом не то чтобы дерзким, но недружелюбным, со странной манерой примащиваться где-то сбоку, выискивать грязь и не отвечать за свои поступки».
«В. С. Садовников: парад Кавалергардов на Масляном лугу перед Елагиным дворцом, 1851 год.»
Мне видится причина безразличия Императрицы к судьбе влюбленных не личной неприязнью к Мятлеву – вряд ли она его помнила – а особенностью ее характера: крайний эгоизм сочетался в ней с любовью ко всему красивому, радостному, а все могущее причинить боль или смутить душевный покой, она попросту не замечала…Она не желала верить, что в мире существуют несчастья, и потому не была способна на сочувствие. Она жила в искусно свитом золотом коконе: Россия считала, что этот ограждающий кокон свил для нее муж-Император - на самом деле Александра Федоровна сама создала его для себя. Принцесса Шарлотта-Фредерика-Луиза-Вильгельмина Прусская родилась 1 июля 1798 года, сочеталась браком с великим князем Николаем Павловичем 1 июля 1817 года, а скончалась 20 октября 1860 года. Она действительно прожила жизнь, полную любви и удовольствий. В России, сотрясаемой бунтами, войнами и эпидемиями, никакая другая женщина, будь она в те времена Супругой такого сложного человека, как Николай I, не удалось бы сделать из своей жизни праздник. А Александре Федоровне - удалось! Вернее, праздник для нее делали окружающие, которым хотелось ее баловать и ограждать от всего неприятного.
Государыня оставила после себя мемуары, где как в капле воды, отражается ее характер: “Мне немного требовалось, чтобы быть довольной: раз я могла быть с моим мужем, мне не нужно было ни празднеств, ни развлечения; я любила жизнь тихую и однообразную, даже уединенную; по моим вкусам я любила простоту и была домоседкою. Но когда нужно было выезжать в свет, то я предпочитала уж скорее веселиться, нежели скучать, и находила бал веселее вечернего собрания с придворными людьми, натянутыми и церемонными. Зато многие любезно отзывались обо мне, будто моя жизнь прошла в танцах, хотя я предпочитала хороший летний вечер всем балам в мире, а задушевную беседу осенью, у камелька, — всем зимним нарядам”. С каждой страницы на нас глядит кокетливая особа, любившая танцы и моды. Мемуары написанны в 1857 году и рассказывают о первых годах ее жизни в России, начиная с приезда в 1817 году. Вот как она вспоминает первый день в новой семье: “Весь Двор был, кажется, собран в садике, но я ничего не различала. Помню только прекрасные розаны в полном цвету, а особенно белые, которые тешили мой взор и как бы приветствовали меня. Так как фургоны с моей кладью еще не прибыли, то мне пришлось явиться на большой обед в закрытом платье, весьма, впрочем, изящном, из белого граденапля, отделанном блондами, и в хорошенькой маленькой шляпке из белого крепа с султаном из перьев марабу. То была самая новейшая парижская мода. Сколько раз впоследствии мне говорили о моем первом появлении в этой галерее! Юную принцессу осматривали с головы до ног и нашли, по-видимому, не столь красивой, как предполагали. Но все любовались моей ножкой, легкостью моей походки, благодаря чему меня прозвали “птичкой”.”
«П.Ф. Соколов: Императрица Александра Федоровна с дочерью Марией.»
Шарлотта была очень изящна и казалась субтильной, несмотря на крепкое здоровье и если бы не желание породниться с Пруссией, вряд ли Шарлотту бы выбрали в жены великому князю Николаю Павловичу - при ее миниатюрности могли быть проблемы с деторождением, а ее нареченный был очень крупный мужчина. Впрочем, в то время и речи не шло о том, чтобы Николай Павлович наследовал трон. Император Александр I не потерял надежды родить сына, и между троном и Николаем стоял брат Константин, который в то время не думал об отречении. Несмотря на хрупкость сложения, которую Императрица подчеркивала, падая в обморок во время долгих церковных служб - слабость ничуть не беспокоила ее, когда она танцевала на балах или скакала верхом. В первые три года супружеской жизни она родила троих детей и продолжала танцевать на балах, пока фигура ей это позволяла! Возвращаясь к мемуарам принцессы - произведению очень интересному, нельзя обойти вниманием несколько эпизодов, ярко характеризующих эту женщину..
Итак, после приезда и выхода к обеду в шляпке с перьями марабу, от бедной маленькой Шарлотты требовалось переменить веру - что, конечно, явилось тяжелым испытанием для романтической героини и принцесса очень страдала: “С этого дня вплоть до 24 июня я, когда оставалась одна, не переставала плакать - уж очень тягостна была для меня перемена религии - она сжимала мне сердце! В молитве, однако же, я нашла то, что одно может дать спокойствие, читала назидательные книги, не думала о земном и была преисполнена счастием приобщиться в первый раз святых тайн. 24 июня я отправилась в церковь; ввел меня туда Император. С грехом пополам прочла я символ веры по-русски; рядом со мною стояла игуменья в черном, тогда как я была одета вся в белом, с маленьким крестом на шее, я имела вид жертвы. На следующий день, 25 июня, совершилось наше обручение. Я впервые надела розовый сарафан, брильянты и немного подрумянилась, что оказалось мне очень к лицу. Горничная Императрицы, Яковлева, одела меня, а ее парикмахер причесал; эта церемония сопровождалась обедом и балом с полонезами”.
«П.Ф. Соколов император Николай I.»
Принцесса Шарлотта - теперь Александра - совершенно очаровала своего нареченного. Современники вспоминали, что Николай Павлович был сильно влюблен в невесту, что было редкостью даже большей, чем супружеская любовь в царской фамилии. Если хотя бы один из трех Романовых начинал со временем любить свою жену, то влюбиться в невесту до сих пор удалось только сентиментальному Павлу I. А в Николае Павловиче никто не замечал никакой сентиментальности, и вот - великий князь глаз отвести не мог от невесты и старался проводить с ней каждую минуту, украдкой прикоснуться к ней, то есть, вел себя почти неприлично. Но, поскольку именно от него этого никто не ждал, эти небольшие нарушения приличий со стороны влюбленного были восприняты в свете с умилением.
Она писала: “Приближалось воскресенье 1 (13) июля - день нашей свадьбы. Мой жених становился все нежнее и с нетерпением ожидал дня, когда назовет меня своей женой и поселится в Аничковом дворце. Накануне 1 июля, который был в то же время и днем моего рождения, я получила прелестные подарки, жемчуг, брильянты - меня все это занимало, так как я не носила ни одного брильянта в Берлине, где отец воспитал нас с редкой простотой. С каким чувством проснулась я поутру 1 июля! Мои прислужницы-пруссачки убрали кровать цветами, а добрая Вильдермет принесла букет белых роз. Я не хочу распространяться о своих личных впечатлениях, но в этот день невозможно пройти их молчанием. Меня одели наполовину в моей комнате, а остальная часть туалета совершилась в Брильянтовой зале, прилегавшей в то время к спальне Вдовствующей Императрицы. Мне надели на голову корону и, кроме того, бесчисленное множество крупных украшений, под тяжестью которых я была едва жива. Посреди всех этих уборов я приколола к поясу одну белую розу”.
« В.С.Садовников: Аничков дворец со стороны реки Фонтанки, 1838 год»
Белый цветок среди драгоценностей.. Есть такая примета: белый цветок, освященный во время службы, приносит счастье в любви, если положить его под подушку в первую брачную ночь. Наверняка и Александра Федоровна положила под подушку основательно подувядшую за день белую розу... Мало кто из русских Императриц был счастлив в браке, как она, хотя, казалось бы - нет менее подходящих друг другу людей, чем эта легкомысленная кокетка и мрачный, суровый Николай! Александре даже нравилось, что ее муж “бука”: “..Императрица журила своих сыновей - Николая и Михаила за то, что они усаживались в углу со скучающими физиономиями, точно медведи или марабу. Правда, у моего Николая лицо было слишком серьезно для двадцати одного года, особенно когда он посещал общество или балы. Он чувствовал себя вполне счастливым, впрочем, как и я, когда мы оставались наедине в своих комнатах; он бывал тогда со мною необычайно ласков и нежен”.
Николай Павлович был любящим мужем и искусным любовником. Правда, если любящим мужем он был только для супруги, то любовником - для многих и многих... Дамы и барышни обожали царя, который, помимо того, что был монархом, что само по себе очень привлекательно, родился рослым, красивым, и умел вести себя галантно - в общем, был неотразим; случалось, что сам он увлекался и преследовал предмет своих чувств с тем большей страстью, чем дольше предмет упорствовал. Любвеобильность Государя Николая I отмечали многие классики - вспомнить только повести “Отец Сергий” Льва Толстого и “Неупиваемая чаша” Ивана Шмелева. Александра Федоровна писала: “Я почувствовала себя очень, очень счастливой, когда руки наши наконец соединились; с полным доверием отдавала я свою жизнь в руки моего Николая, и он никогда не обманул этой надежды”. После выхода мемуаров, многие в России удивились “наивности бедной женщины”, и упрекнули покойного Николая I, за то что он имел жестокость обманывать это “святое и любящее существо”. Хотя на самом деле она не знала только то, чего не желала знать, что помешало бы ей быть счастливой.. Истории с фрейлинами и дебютантками прошли мимо нее, не нарушив радостной безмятежности ее жизни.
Аллексей Чернышев: рождественская елка в Аничковом дворце", 1840 е года.
Фрейлина Мария Фредерикс, дочь Цецилии, подруги Александры Федоровны – девушка, о которой говорили, что она выросла на скамеечке у ног Императрицы – писала: «Какой глубокий пример давал всем Николай Павлович своим глубоким почтением к жене и как он искренно любил и берег ее до последней минуты своей жизни! Известно, что он имел любовные связи на стороне – какой мужчина их не имеет, во-первых, а, во-вторых, при царствующих особах нередко возникает интрига для удаления законной супруги - посредством докторов стараются внушить мужу, что его жена слаба, больна, надо ее беречь и т.п., и под этим предлогом приближают женщин, через которых постороннее влияние могло бы действовать. Но Император Николай не поддался этой интриге и, несмотря ни на что, был верен влиянию своей ангельской супруги, с которой находился в самых нежных отношениях» Долг Императорской фамилии - серьезно относиться к своим обязанностям согласуясь не с желаниями, а необходимостью. Но разве можно требовать этого от такого прелестного создания Александра Федоровна?
Никто и не требовал - от нее. Тогда как сестры Николая Павловича, великие княжны Александра, Елена, Мария, Екатерина, Анна - одна за другой принесли себя в жертву политическим нуждам России. Великая княгиня изящно увиливала от всего скучного и неприятного, что могло нарушить безмятежность ее счастья: “Я думаю и даже знаю наверное, что задевала при Дворе некоторых лиц недостатком внимания к ним, а оно ведь, по их мнению, обязательно должно было сводиться к известному количеству фраз, повторяемых ежедневно. Что касается меня, то я проходила иногда слишком скоро мимо этих лиц, ибо они нагоняли скуку, и, наоборот, останавливалась слишком долго перед молодежью, перед юными фрейлинами, которые внушали мне гораздо менее страха. Но мало-помалу все привыкли к моим манерам, видя мое неизменное ко всем благоволение, проистекавшее от добного сердца, и мне простили маленькие отступления от этикета ради врожденных изящества и живости. Maman очень забавлялась, глядя, как я похищаю вишни, чего не простила бы прежде своим дочерям, но меня она баловала снисходительностью".
«В. Садовников, «Придворный выезд от Большого дворца в Петергофе», 1852 год »
Фрейлина Анна Тютчева пишет: «Император Николай питал к своей жене, этому хрупком, безответственному и изящному созданию, страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, единственным властелином которого он себя чувствует. Для него это была прелестная птичка, которую он держал в заперти в золотой и украшенной драгоценными каменьями клетке, которую он кормил нектаром и амброзией, но крылья которой он без сожаления обрезал бы, если бы она захотела вырваться из своей клетки. Но в волшебной темнице птичка не вспоминала о своих крылышках. Для Императрицы мир, которым окружало ее поклонение ее супруга, мир великолепных дворцов, роскошных садов, веселых вилл, мир зрелищ и фееричных балов заполнял весь горизонт, и она не подозревала, что за этим горизонтом, за фантасмагорией бриллиантов и жемчугов, драгоценностей, цветов, шелка, кружев и безделушек – существует другой мир -- нищая, наполовину варварская Россия, которая требовала бы от своей Государыни сердца, активности и энергии сестры милосердия, готовой придти на помощь ее многочисленным нуждам. Императрица была добра, у нее всегда была улыбка и доброе слово для всех, кто к ней подходил, но эта улыбка и это доброе слово не выходили за пределы небольшого круга тех, кто кого судьба к ней приблизила. Александра Федоровна не имела сурового взгляда и неодобрительного жеста и сурового осуждения. Если она слышала о несчастии, она охотно отдавала свое золото, если только что-то оставалось у ее секретаря после платы по громадным счетам магазинов. Она принадлежала к числу принцесс, которые способны спросить, почему народ не ест пирожных, если у него нет хлеба».
Елена Прокофьева \\ «Жизнь, ставшая романом», М: Вече, 2008.