wise-cat вывесил фотку

Фото из альбома Игорь Алькин.
Е. Е. Лансере: Воцарение Елизаветы Петровны 25 ноября 1741 года, 1911 год.

Ночью 25 ноября 1741 года генерал-прокурор Сената князь Яков Петрович Шаховской, был разбужен громким стуком в окно. Генерал - прокурора поднял посреди ночи сенатский экзекутор и объявил, что Шаховскому надлежит немедленно явиться ко двору Государыни Императрицы Елизаветы Петровны. «Вы, благосклонный читатель, - писал в мемуарах Шаховской, - можете вообразить, в каком смятении дух мой находился! Нимало о таких предприятиях не только сведения, но ниже видов не имея, я сперва подумал, не сошел ли экзекутор с ума, что так меня встревожил и вмиг удалился, но вскоре увидел я многих по улице мимо окон моих бегущих необыкновенными толпами в ту сторону, где дворец был, куда и я немедленно поехал… Не было мне надобности размышлять, в которой дворец ехать». Народ бежал в сторону Царицына луга - Марсова поля, во дворец Цесаревны - на этом месте позже построили казармы Павловского полка. Суета на улицах говорила, что, пока он спал, в столице произошел государственный переворот и власть перешла от Императора Ивана Антоновича и правительницы Анны Леопольдовны к Цесаревне Елизавете Петровне (Шаховской, с.30). Так, ноябрьской ночью 1741 года начался «славный век Императрицы Елизавет»…

С трудом верится, чтобы князь Шаховской, не знал о перевороте - в Петербурге заговор Цесаревны давно стал секретом Полишинеля - правительницу Анну Леопольдовну с разных сторон предупреждали о намерениях Цесаревны Елизаветы. В марте 1741 года лорд Гаррингтон через посла в России Эдуарда Финча сообщил русскому правительству, что, согласно донесениям английских дипломатов из Стокгольма, Цесаревна Елизавета вступила в сговор со шведским и французским посланниками в Петербурге - Эриком Нолькеном и маркизом де ла Шетарди и что заговорщики составляют «большую партию», готовую совершить переворот, когда Швеция объявит войну России и вторгнется на ее территорию на Карельском перешейке. В меморандуме говорилось, что план уже разработан и И. Г. Лесток, выполняет роль связного между цесаревной и иностранными дипломатами, замешанными в антиправительственном заговоре (РИО, 91, с.52).


Луи Каравакк: Правительница Анна Леопольдовна (7.12. 1718 - 7.03.1746,)

Английская разведка поработала на славу - информация абсолютно достоверна. О содержании документа Финч тотчас известил первого министра Ивана Антоновича - графа Остермана и отца Императора, принца Антона-Ульриха. Последний отвечал, что власти действительно располагают некоторыми сведениями о недипломатической деятельности французского и шведского посланников при российском дворе. Антон-Ульрих сказал также, что давно заподозрил Шетарди и Нолькена в замыслах против Императора Ивана, заметил он и тесную связь хирурга Цесаревны Лестока с Шетарди, а также то, что «этот посланник часто отправляется по ночам переодетый к принцессе Елизавете и что как нет никаких признаков тому, что между ними любовные отношения, то должно думать, что у них пущена в дело политика». Наконец, отметил принц, Елизавета Петровна ведет себя двусмысленно и рискует оказаться в монастыре (Пекарский, с.256). Конечно, демарш Финча не бескорысен - Англия не хотела, чтобы в результате прихода к власти Елизаветы, позиции французов в России усилились. Этим объясняется столь необычный и откровенный меморандум лорда Гаррингтона. Однако выводов русское правительство не сделало и все осталось по-прежнему. Остерман обратился к Финчу с просьбой - позвать в гости Лестока и за бокалом вина выведать у него замыслы Елизаветы; Финч отказался, сказав, что «если посланников и считают за шпионов своих Государей, то они не обязаны нести эти должности для других» (Пекарский, с.256).

Мартовский меморандум Гаррингтона находил новые подтверждения - летом 1741 года Швеция, объявила войну и ее армия вторглась на русскую территорию. Начались военные действия на Карельском перешейке. В октябре 1741 года среди трофеев русской армии, оказались манифесты генерала К. Э. Левенгаупта к русскому народу, в которых говорилось, что шведы начали войну из благородных целей - освободить русский народ от «чужеземцев, дабы он мог свободно избрать себе законного Государя». Все понимали: «чужеземцы» - это Брауншвейгская фамилия, а «законный Государь» - Цесаревна Елизавета. Особое беспокойство властей вызвало письмо, полученное из Силезии: русский агент, сообщал, что заговор Елизаветы близок к осуществлению; для его предотвращения необходимо немедленно арестовать Лестока, в руках которого все нити. А.И.Остерман предложил последовать совету из Бреславля; он получил донесение из Брабанта, который также писал о связях заговорщиков со шведским командованием.


«Неизвестный художник: Граф А.И.Остерман, 1730-е гг.(?) »

Позже, арестованный Остерман показал, что известия обсуждались им с принцем Антоном-Ульрихом и с самой правительницей: «были такие рассуждения… что ежели б то правда была, то надобно предосторожность взять, яко то дело весьма важное и государственного покоя касающееся и при тех рассуждениях говорено от него, что можно Лештока взять и спрашивать». Он же предложил Анне Леопольдовне, под видом обычного разговора, расспросить Цесаревну, а если правительница сочтет это неудобным, то допросить Елизавету «в присутствии господ кабинетных министров» (Изложение вин, с.261). Правительница согласилась с мнением Остермана, но оказалась, к несчастью, неумелым следователем. На приеме при дворе в понедельник 23 ноября 1741 года, прервав карточную игру, правительница пригласила тетушку Елизавету для беседы в соседний покой…Как пишут романисты, последуем за дамами и послушаем, о чем пойдет беседа… А впрочем, не лучше ли остаться пока за порогом и поджидая возвращения дам, рассказать читателю о династической ситуации того времени. Рассказ этот следует начать с 1682 года, когда умер Царь Федор Алексеевич и на престоле оказались двое братьев: старший - Иван V и младший - Петр I Алексеевич под регентством правительницы - их сестры, Царевны Софьи Алексеевны, которая, как известно, навязалась к братьям насильно.

После того, как в 1689 году Петр победил Софью, система двоевластия сохранилась, хотя фактически Петр правил в одиночестве. Больной Царь Иван умер в 1696 году, оставив после себя вдову - Царицу Прасковью Федоровну и трех дочерей - Екатерину, Анну и Прасковью. Самой большой трагедией Петра Великого в конце жизни стало то, что у него не осталось сыновей, которым он мог передать престол и страну. Когда в конце января 1725 года он умирал, у постели стояли дочери: старшая - Анна, средняя - Елизавета и младшая - Наталья, которая вскоре умерла и гроб ее несли рядом с гробом великого Царя. Императорский престол перешел к жене Петра - Екатерине, процарствовав два года, Екатерина умерла в 1727 году, завещав корону сыну Царевича Алексея Петровича, но юный Император заболел оспой и умер 19 января 1730 года.


«Коронационная табакерка Анны Иоанновны, Москва, 1730-ый год.»

Собравшиеся в эту ночь на совещание государственные сановники обратили свой взор на наследников Царя Ивана Алексеевича и выбрали Императрицей среднюю, бездетную дочь Анну. К этому времени она жила в Митаве - столице герцогства Курляндия (на территории современной Латвии) как герцогиня, точнее - как вдова герцога Фридриха-Вильгельма, за которого в 1710 году ее выдал Петр Великий. Старшая сестра Анны, Екатерина Ивановна, тоже была герцогиней - в 1716 году Петр отдал ее в жены герцогу - Карлу-Леопольду Мекленбургскому. В браке родилась девочка - Елизавета-Екатерина-Христина. В 1721 году Екатерина Ивановна вместе с дочкой вернулась в Россию. Она не вынесла обращения мужа - человека грубого и психически неуравновешенного. Итак, когда в 1730 году к власти пришла Анна Ивановна, в старшей ветви рода (от царя Ивана V) остались герцогиня Екатерина Ивановна, ее дочь Елизавета-Екатерина-Христина, а также незамужняя (официально) царевна Прасковья Ивановна. Сестры Прасковья и Екатерина, скончалась в 1731, и в 1733 году. В младшей ветви (от Петра I).к 1730 году оставались Цесаревна Елизавета и ее племянник, сын Анны Петровны от брака с герцогом Карлом-Фридрихом - Карл-Петер-Ульрих, единственный мужской наследник. В 1731 году Императрица Анна Ивановна приняла закон, согласно которому трон отходил к сыну ее племянницы Елизаветы-Екатерины-Христины, которого та когда-нибудь родит в браке с принцем благородной крови. В обществе недоумевали: «Кто может поручиться, что непременно родится мальчик??»


Автор неизвестен Анна Иоанновна и Анна Леопольдовна на прогулке

Во исполнение этого закона принцессу Мекленбургскую окрестили в православную веру в 1733 году, и она стала Анной Леопольдовной. Позже нашли и жениха, принца Брауншвейг-Люнебургского Антона-Ульриха. После долгих сомнений - жених не подходил - в 1739 году сыграли свадьбу, а в августе 1740 года у Анны Леопольдовны родился мальчик. В честь деда, Царя Ивана V, его назвали Иваном. Не прошло двух месяцев после рождения ребенка, как Императрица заболела и 17 октября 1740 года умерла. Перед кончиной она подписала завещание, согласно которому престол наследовал Иван Антонович, а регентом (до совершеннолетия императора) становился фаворит Анны герцог Курляндский и Семигальский Эрнст-Иоганн Бирон, который и вынудил умирающую подписать такое завещание, однако 9 ноября 1740 года его сверг фельдмаршал Миних, получивший поддержку принцессы Анны и принца Антона-Ульриха. В результате Бирон отправился в ссылку, а принцесса объявлена при малолетнем сыне правительницей. Ее муж стал третьим (после боярина А.С.Шеина и А.Д.Меншикова) генералиссимусом русской армии.


« Император Иоанн Антонович »

Таким образом, в ноябре 1741 года, на престоле восседал годовалый Иван VI. Почему шестой? При счете учитывались все московские князья Иван I Калита, Иван II, покоритель Новгорода и освободитель России от власти Золотой Орды Иван III. Иногда в официальных бумагах, императора называли Иоанном III, то есть вели счет по царям, начиная с первого Царя - Ивана Грозного. После свержения Бирона и удаления Миниха, в услугах которого более не нуждались, власть перешла в руки Анны Леопольдовны. И вот мы подходим к моменту, с которого начали исторический экскурс - у порога, за которым скрылись Анна Леопольдовна и ее двоюродная тетка Елизавета Петровна; теперь, пожалуй, пора заглянуть в покой, где уединились тетка с племянницей…

..Держа в руках письмо от бреславского агента , правительница пыталась приструнить тетушку, настаивала на том, что так поступать негоже и что только родственное чувство не позволяет ей последовать советам Остермана и других, а именно - арестовать подозреваемых и пытать Лестока. Генерал X. Г. Манштейн писал «Цесаревна прекрасно выдержала разговор, она уверяла великую княгиню, что никогда не имела в мыслях предпринять что-либо против нее и ее сына, что она слишком религиозна, чтобы нарушить данную ей присягу», что все эти известия сообщены правительнице врагами, желавшими сделать Цесаревну несчастной…» (Манштейн, с.232). Елизавета всячески открещиваясь от обвинений и простодушная «следовательница» поверила словам тетки. Когда обе дамы вышли к гостям, они были весьма взволнованы, что тотчас отметили присутствовавшие на куртаге дипломаты: «правительница… в частном разговоре с принцессой в собрании во дворце сказала ей, что ее предупреждают в письме из Бреславля быть осторожной с принцессой Елизаветой и особенно советуют арестовать хирурга Лестока, что она поистине не верит письму, но надеется, что если бы означенный Лесток признан был виновным, то, конечно, принцесса не найдет дурным, когда его задержат. Принцесса отвечала на это уверениями в верности и возвратилась к игре. Однако сильное волнение, замеченное на лицах этих особ, подало случай к подозрению, что разговор должен был касаться важных предметов» (Пекарский, с.629-630).


«Граф Андрей Иванович Ушаков (1672 — 1747)»

Вернувшись к себе во дворец, Елизавета, вероятно испытывала страх; понимая, что в случае ареста Лестока разоблачение неминуемо - хирург знал так много, а в Тайной канцелярии у Андрея Ивановича Ушакова он бы непременно заговорил при одном виде дыбы. И тогда Цесаревну ждали монастырь, постриг, словом - прощай сладкая жизнь! И опасения были ненапарсны - архиепископ Новгородский Амвросий Юшкевич показал на следствии, что был проект заточения Цесаревны в монастырь; правда неясно, почему в качестве обители Анна Леопольдовна выбрала мужской Троице-Сергиев монастырь (АВ, 1, с.67). Возможно, речь шла не о пострижении, а об изоляции соперницы. Через сутки, 24 ноября 1741 года, горячо, помолившись Богу, Цесаревна надела кавалерийскую кирасу и с тремя приближенными села в сани и полетела в слободу Преображенского полка. Там ее уже ждали; Гвардия была готова вступить в дело.

Создавая в начале 1690-х годов Преображенский и Семеновский полки Петр хотел иметь надежное войско, которое можно противопоставить стрельцам. Как известно, стрельцы - полки московских царей - стали активно вмешиваться в политику. «Янычары!» - уподобляя стрельцов турецкой придворной пехоте, называл их Петр. У него были особые причины для ненависти - он навсегда запомнил майское утро 1682 года, когда, подчиняясь Царевне Софье, разъяренные от крови стрельцы с кремлевского крыльца метали на копья ближайших родственников и слуг Царя Петра и его матери, Царицы Натальи Кирилловны. Разогнав стрелецкие полки, Царь создал гвардию. Не успел основатель Преображенского полка закрыть глаза (в ночь на 28 января 1725 года), как его любимцы в зеленых мундирах превратились в новых янычар - в эту ночь благодаря им к власти пришла Императрица Екатерина Алексеевна. Прекрасно вооруженные и обученные, гвардейцы всегда были гордостью и опорой престола. Их мужество, стойкость, много раз решали в пользу русского оружия судьбу сражений, целых войн. Не одно поколение русских людей замирало в восторге, во время торжественного марша по Марсовому полю в Петербурге.


Пручик лейб-кампании Ея Величества

Но есть в летописи императорской гвардии и менее героическая страница: гвардейцы - красавцы, избалованные вниманием - составляли привилегированную воинскую часть, со своими обычаями, психологией, которую можно расценивать как преторианскую. (вспоминая Древний Рим, где преторианцы ставили и свергали Императоров). Главная обязанность гвардии - охрана двора и царской семьи. Стоя на часах внутри дворца, они видели «изнанку» придворной жизни. Известен случай из времен Императрицы Анны Ивановны, с Петром Паниным - крупным военным времен Екатерины II. Он стоял на часах, в тот момент, когда мимо проходила Государыня. Тут юношу поразил… приступ зевоты. Он «успел пересилить себя. Тем не менее движение было замечено Императрицей, отнесшей это действие к намерению сделать гримасу, и за эту небывалую вину несчастный юноша» списан в армейский полк на турецкую войну, которую вел фельдмаршал Миних (Петров, с.565). Трудно представить, чтобы у попавшего во дворец, при виде самодержицы возник позыв к зевоте. Часовые слыхали, как бранятся и даже дерутся высокопоставленные особы и обо всем имели свое, часто нелестное, мнение. В итоге у гвардейцев складывалось весьма высокое представление о собственной роли в жизни столицы и России. Однако оказалось, что « русскими янычарами» можно успешно манипулировать. Лестью, посулами, деньгами, так что усатые красавцы не подозревали о роли марионеток в руках интриганов. Как стало известно из материалов по делу Миниха, 9 ноября 1740 года, фельдмаршал воодушевлял гвардейских солдат речью о том, что они сильны и «кого хотят Государем, тот и быть может - хотя принца Иоанна или герцога Голштинского» (Изложение вин, с.22). Как выяснилось на том следствии, он говорил солдатам, что ведет их свергать Бирона чтобы Императрицей стала Цесаревна Елизавета. Примечательно, что на следствии в Тайной канцелярии фельдмаршала обличали во лжи девять участников переворота 1740 года, которые давали показания уже как лейб-компанцы, то есть как участники нового переворота 25 ноября в пользу Елизаветы. Гвардия - обоюдоострый меч, была опасна и для тех, кто пользовался ее услугами. Жан Кампредон: в конце января 1725 года писал королю Людовику XV: «Решение гвардии здесь закон».


«Елизавета Петровна - Императрица и Самодержица Всеросийская »

И это правда - XVIII век вошел в русскую историю как «век дворцовых переворотов». Перевороты с участием гвардии похожи друг на друга, но каждый имел свою особенность. Если восшествие на престол Екатерины I в январе 1725 года можно назвать «переворотом скорби», когда потрясенные смертью «Отца Отечества» люди пошли за Екатериной и Меншиковым - продолжателями дел великого Императора, то переворот 1762 года можно назвать «переворотом гнева». Ночной мятеж, возведший на престол Елизавету был истинным «переворотом любви», плодом давнего «романа», между Цесаревной и гвардейцами. Популярность дочери Петра среди гвардейцев упрочилась к началу 1740-х годов. Шетарди писал, что Миних, придя во дворец к Цесаревне «с пожеланиями счастья в Новый (1741) год, был чрезвычайно встревожен, увидев, что сени, лестница и передняя наполнены сплошь гвардейскими солдатами, величавшими принцессу кумой; более четверти часа он не в силах был прийти в себя в присутствии принцессы, ничего не видя и не слыша» (РИО, 92, с.231-232). Изумление старого фельдмаршала понять можно - он всегда считал, что именно его, «Столпа Отечества» (так Миних называл себя в мемуарах), изумительного храбреца любят солдаты русской армии. Они звали ее кумой и на «ты» потому, что дочь Петра, как и ее отец соглашалась стать крестной матерью новорожденных у гвардейских солдат. Цесаревна дарила роженице золотой и выпивала со счастливыми родителями чарку водки за здоровье крестника. А как известно, кумовство на Руси признавалось родством не менее близким, чем родство кровное. Поэтому когда пришел ее час, триста разгневанных кумовьев возвели свою куму на престол. В манерах Цесаревны было много симпатичных простым солдатам черт - она была добра, ласкова к ним, «взором любезна» в сравнении с Императрицей Анной Ивановной - женщиной грубой и некрасивой.

Расположение или, «горячность», которое подчас публично проявляли гвардейцы, усиливалось тем, что Цесаревна казалась беззащитной, угнетенной людьми плохими, к тому же иностранцами, вроде Бирона или Брауншвейгской фамилии, занявших престол великого Петра. Между тем в глазах гвардии и народа Елизавета была человеком, в котором струилась кровь Петра - она была своей, русской (скажем, как в пьесе, «в сторону» - все-таки ее матушка русской крови не имела). Списки тех, кто шел вместе с Елизаветой на мятеж состоят на треть из солдат, начавших службу при Петре, причем более пятидесяти из них участвовали в Северной войне и в Персидском походе 1722-1723 годов. К 1741 году ветераны этих войн были испытанными бойцами; некоторым из них стукнуло пятьдесят - по тем временам возраст весьма почтенный. Можно представить, как на бивуаках такой «дядька» рассказывал молодым о походах с великим Царем, о его дочери - умнице и помощнице. В таких рассказах на Елизавету распространялась харизма первого Императора.


«Цесаревна Елизавета Петровна.»

А слушатели у ветеранов были благодарные - из трех сотен мятежников 120 человек записаны в гвардию в 1737-1741 годы и 73 из них рекруты из крестьян. Пусть не покажется странным, что в гвардии - оплоте дворянства - служили крестьяне, посадские, разночинцы и даже холопы. Включение их в гвардейские полки - следствие кадровой политики Императрицы Анны Ивановны. Когда в 1741 году начались допросы регента Бирона, то, кроме государственных преступлений, его обвиняли в «разбавлении подлыми» людьми элитных частей, что делалось «для лучшего произведения злого своего умысла» по захвату власти. Известно, что Бирон (как и Остерман позже) во время следствия отвечал за грехи аннинского царствования. Вступив на престол при чрезвычайных обстоятельствах, когда большая часть дворян составляла проекты по ограничению императорской власти, Анна всю жизнь опасалась нового «замешания», подобного движению 1730 года. Одним из первых ее шагов стало учреждение нового гвардейского полка - Измайловского, в который набрали служилых людей - однодворцев, а офицерами назначили иностранцев. Происходило это не от любви Государыни ко всему иностранному, а от недоверия к отечественному дворянству. Но новые люди, включенные в ряды Преображенского и Семеновского полков, не меняли настроений гвардии. Простые деревенские парни проникались корпоративной психологией, становились такими же преторианцами, как и дворяне.Пополнение слушало рассказы ветеранов о боях-пожарищах, о друзьях-товарищах о великом царе, который - не чета нынешним правителям! В русской истории, за редким исключением, нет Государя, которого любили в народе когда он правил - о Петре I повсеместно говорили как о кровопийце, развратнике но в памяти современников, остался облик бесстрашного воина, реформатора, прославившего Россию как великую державу. Царь, дравший три шкуры со своего народа, в мифологии предстал народным защитником, крутым, но справедливым..


URL записи