В субботу с утра я запилил два поста: Пермское негативное и Пермское позитивное.
Вот статистика за двое суток:
Просмотры:
Пермское негативное - 604
Пермское позитивное - 106
Комментарии:
Пермское негативное - 11
Пермское позитивное - 1
Фэйсбук:
Пермское негативное - 18 лайков и 9 комментариев
Пермское позитивное - 3 лайка и 1 комментарий
Пермское негативное также попало в ЛЖТаймс. Так что всё. Теперь от меня будет только негатив. Позитива не ждите.
Впрочем, негатив может быть и таким!
Вот статистика за двое суток:
Просмотры:
Пермское негативное - 604
Пермское позитивное - 106
Комментарии:
Пермское негативное - 11
Пермское позитивное - 1
Фэйсбук:
Пермское негативное - 18 лайков и 9 комментариев
Пермское позитивное - 3 лайка и 1 комментарий
Пермское негативное также попало в ЛЖТаймс. Так что всё. Теперь от меня будет только негатив. Позитива не ждите.
Впрочем, негатив может быть и таким!
![[info]](http://l-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif)
Вступление
В Мурановском музее хранится роспись рода Тютчевых, составленная Н. И. Тютчевым и К. В. Пигаревым, внуком и правнуком поэта Ф. И. Тютчева. Об авторе предлагаемых ниже воспоминаний в ней сказано: «Софья Ивановна, фрейлина Высочайшего Двора, воспитательница дочерей Николая II (1907-1912), родилась в Смоленске 3 марта старого стиля 1870 года † 31 августа (нового стиля) 1957 года в Муранове, погребена в селе Рахманове, Московской области».
Большая часть жизни Софьи Ивановны прошла в имении Тютчевых Мураново. Её мать Ольга Николаевна была дочерью литератора Н. В. Путяты и племянницей жены поэта Е. А. Боратынского. Отец Иван Федорович был младшим сыном поэта Ф. И. Тютчева. В большой и дружной семье Тютчевых царила атмосфера любви и внимания друг к другу: у детей – Софьи, Федора, Николая, Екатерины – было поистине счастливое детство. Несомненно, что, кроме родителей, на них оказали влияние бабушка Эрнестина Федоровна, вдова поэта, и тетка Анна Федоровна, жена И. С. Аксакова. До замужества Анна Федоровна 13 лет провела при дворе, будучи фрейлиной Императрицы Марии Александровны и воспитательницей великой княжны Марии Александровны и великого князя Сергея Александровича. Она соединяла в себе большой ум, независимость суждений, преданность делу и любовь к детям. Эти качества проявила и Софья Ивановна, назначенная в 1907 году воспитательницей дочерей Николая II. Невозможность следовать своим педагогическим принципам, которые не разделялись Императрицей Александрой Федоровной, послужила одной из причин её отставки в 1912 году. Вот как сказано о ней в дневнике одной из её современниц: «Она не подчинялась требованиям старших, вела с детьми царскими свою линию. Возможно, что её воспитательное направление и было более рациональным, но оно было не по вкусу, а она упорствовала, как все Тютчевы, была упряма и стойка… как все её однофамильцы… Она говорила, что не все разговоры можно вести при детях. В этом с ней не соглашались, и вот развязка – пришлось ей покинуть свой пост… из этого видно, что при дворе правду не любят и не хотят слушать» (А. Богданович. Три последних самодержца. М., 1990, с. 511). Современники помнили, как её тетка, камер-фрейлина Высочайшего двора, Дарья Федоровна Тютчева, «после катастрофы на Ходынском поле при встрече с великим князем Сергеем Александровичем не подала ему руки, обвиняя его в случившемся. Такова и С. И. Тютчева» (там же, с.511). К сожалению, Софья Ивановна не оставила подробных записок об этой поре жизни, в отличие от А. Ф. Тютчевой, дневники и воспоминания которой были впоследствии изданы под названием «При дворе двух Императоров» (М., 1928-1929 и М., 1990).
До 1907 года Софья Ивановна была фрейлиной Императрицы Александры Федоровны и, отличаясь деятельным и трудолюбивым характером, в свободное от дежурств время работала в различных благотворительных учреждениях, находящихся под покровительством великой княгини Елизаветы Федоровны. Известно, что во время русско-японской войны она заведовала счетоводством на складе при Особом комитете помощи воинам в Большом Кремлевском дворце, где хранились пожертвования в пользу воинов. Работала она и в Обществе попечения детей неимущих родителей. После отставки Софья Ивановна вернулась в Мураново. Тютчевы постоянно помогали мурановским крестьянам, знали их нужды и заботы. Софья Ивановна лечила крестьян, была крестной матерью многих их детей, материально поддерживала семьи, попавшие в беду. До сих пор мурановские старожилы вспоминают, как она выходила к ним с подарками на Пасху и Троицу. Когда в 1920 году стараниями Н. П. Тютчева в мурановском усадебном доме был открыт музей, Софья Ивановна принимала участие в разборе обширного семейного архива, в составлении научных картотек. Она ухаживала за парком и садом, будучи уже в преклонных годах, почти потеряв зрение, пропалывала садовые дорожки, стоя на коленях. В 1928 году М. В. Нестеров, гостивший подолгу в Муранове в разные годы, написал портрет Софьи Ивановны. Она изображена сидящей на балконе флигеля, где после революции жили Тютчевы. О своём прошлом Софья Ивановна рассказывала друзьям и близким. Она рано начала терять зрение, и её сестра, Екатерина Ивановна Пигарева, помогала ей записывать эти воспоминания. Но работа ограничилась только публикуемым текстом. Рукопись, но которой печатаются воспоминания, хранится теперь в семье племянника С. П. Тютчевой – Николая Васильевича Пигарева, доктора сельскохозяйственных наук, профессора Московской сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева. Имена некоторых упомянутых С. И. Тютчевой героев воспоминаний, да и она сама, могут быть уже знакомы читателю по нашей публикации «Мураново в письмах Э. Ф. Тютчевой («Наше наследие», 1995, № 34). Подробные сведения о них можно найти в «Тютчевском альбоме» (М., «Дом», 1994), а также в журнале «Москва» (1993, № 11 и 1995, № 1).
« Михаил Васильевич Нестеров: портрет Софьи Ивановны Тютчевой, 1927 год.»
К сожалению, богатейший фотоархив, связанный с пребыванием Софьи Ивановны при дворе, не сохранился: он – в числе многих писем и документов – был уничтожен семьей в начале 1930-х годов в ожидании грозившего обыска. Текст приведен в соответствие с нормами современной орфографии.
Воспоминания:
На 75-м году моей жизни захотелось мне восстановить в памяти некоторые эпизоды моего пребывания при дворе Императора Николая II, где с января 1907 по июнь 1912 года я занимала должность воспитательницы его четырех дочерей, Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии. В бытность мою во дворце я не вела ни дневников, ни каких-либо других записей. Поэтому сейчас я могу воспроизвести лишь немногие события, которым мне довелось быть свидетельницей. Будучи фрейлиной Императрицы Александры Федоровны, я получила уведомление, что назначаюсь на дежурство в Петергоф. Сюда я прибыла в субботу 28 июля 1906 года. Мне и моей горничной отвели две комнаты во Фрейлинском доме. В это время фрейлинами при Императрице были княжна Елизавета Николаевна Оболенская, княжна София Ивановна Орбелиани и Александра Александровна Оленина, а обер-гофмейстериной светлейшая княжна Мария Михайловна Голицына. Но фактически при Императрице были две фрейлины, Оболенская и Оленина, так как Орбелиани страдала болезнью спинного мозга и её возили в кресле. На другой день, в воскресенье, я была приглашена к обедне в маленькую церковь в Александрии. После обедни на площадке Фермерского дворца был сервирован завтрак. В первые дни моего пребывания в Петергофе меня так редко вызывали к Императрице, что я недоумевала, какова цель моего приезда. Но недели через полторы я стала сопровождать Императрицу в Царское Село, где находились открытые Ею лазареты и инвалидные дома. Вообще же это первое пребывание при дворе сохранилось впамяти очень туманно. Самым выдающимся событием этого времени было заключение мирного договора, по случаю чего в церкви Петергофского дворца был отслужен торжественный молебен, который, однако, на всех присутствующих произвел очень тяжелое впечатление [1]. Заняты мы были также прибытием малолетнего персидского шаха с его свитой. Помню, что перед обедом, данным в его честь, гофмейстер граф Бенкендорф обратился к нам, фрейлинам, с просьбой быть очень любезными с нашими кавалерами – персами. Я изо всех сил старалась добросовестно исполнять возложенное на меня поручение и была крайне озадачена, когда мой угрюмый сосед заявил мне: «Quand je mange, n'aime pas parler»" [2]. В конце августа моё дежурство окончилось. При прощании Императрица подарила мне брошку – гиацинт с бриллиантами. После этого меня приглашали ко двору всякий раз, что я бывала в Петербурге.
Осенью 1906 года мои родители поехали за границу. Я тоже провела с ними недели три и вернулась в Москву. На Рождестве я была в Муранове и тут получила письмо от княгини Голицыной, сообщавшей, что я назначаюсь на дежурство. Я поехала в Царское Село во второй половине января 1907 года и была тотчас же приставлена к старшим детям [3]. Я присутствовала на их – уроках, гуляла с ними и наблюдала за тем, как они готовят уроки. В середине февраля мои родители вернулись в Москву и, отпуская меня повидаться с ними, Императрица сказала, что просит меня остаться при детях. Я ответила, что сперва мне необходимо устроить мои дела в Москве, где я состояла во главе нескольких благотворительных учреждений, на что Императрица выразила согласие. Я приехала в Москву 2 марта и 3-го, в день моего рождения, получила от Императрицы очень милую поздравительную телеграмму. Тогда же я получила своё официальное назначение, и с этого времени на моих визитных карточках к званию «фрейлина их И. В. Государынь Императриц» прибавилось «состоящая при августейших детях их Императорских Величеств». Мой отпуск окончился 25 марта. В этот день я, мой отец и младшая сестра (моя мать не выходила после болезни) были приглашены великой княгиней Елизаветой Федоровной в церковь-усыпальницу при Николаевском дворце к обедне. Вечером я выехала в Петербург, а оттуда в Царское Село. С этого дня началась моя служба при дворе. «Детская половина» помещалась на втором этаже Александровского дворца и занимала ряд смежных комнат. Здесь были две спальни, ванная, игральная, две классных и столовая. При детях были старшая няня Мария Ивановна Вишнякова или Мэри, особа лет тридцати с лишним, и ее помощница Александра Александровна Теглева – Шура, лет 23-24-х, а также две молоденькие комнатные девушки Нюта Уткина и Лиза Эльсберг. При Наследнике, кроме няни, находился матрос Деревенко. Две старшие девочки спали в комнате с Шурой, а две младшие и наследник с Марией Ивановной.
«Их Высочества Великие княжны с Наследником Цесаревичем Алексеем Николаевичем.»
Когда я поступила, моим воспитанницам было: Ольге Николаевне 11 лет, Татьяне – 9, Марии – 7 и Анастасии – 5. Распорядок дня был следующий. Дети вставали в 7 1/2 утра и в 8 часов получали завтрак. Я приходила к ним около 9 часов, и мы отправлялись гулять, невзирая на погоду. Уже одетые для прогулки девочки заходили поздороваться с родителями. Возвращались мы к 10 часам, и две старшие садились учиться. Занимались они с небольшими перерывами до без четверти час, затем переодевались, и все четыре девочки шли завтракать к родителям. В это время я отправлялась к себе и снова была в детской в два часа. До четырех мы или катались, или гуляли пешком. В четыре пили чай, затем старшие готовили уроки, после чего, если не было занятий музыкой, они могли делать, что хотели. Часто в это время я им читала, а они или рисовали, или работали. Рукоделие у них очень процветало, занималась им даже маленькая Анастасия. В 7 часов старшие девочки готовились к обеду с родителями, а я была свободна и если и заходила в детскую вечером, то лишь по своему желанию. Конечно, такой распорядок дня был в первый год моего пребывания при дворе. По мере того как дети подрастали, занятия стали носить более серьезный характер и занимали значительно больше времени. Заведующим учебной частью был действительный статский советник Пётр Васильевич Петров. О нём я вспоминаю с самым хорошим чувством. Это был человек весьма добросовестный, преданный своему делу. Дети его любили и уважали. Законоучителем в первые годы был настоятель церкви Государственного Совета протоиерей Александр Рождественский. Он был профессором, читал лекции в университете, но, по-видимому, не эта ученая степень требовалась для занятий с маленькими девочками. Его ученицы, особенно живая и умная Ольга, постоянно вступали с ним в прения, а он терялся и не находил ответов. Впоследствии он был заменен протоиереем Александром Васильевым, и тогда дело пошло совсем иначе. На место скучного преподавателя математики Соболева, которого я застала, по рекомендации Петра Васильевича был назначен директор Царскосельского реального училища Эраст Платонович Цистович. Он сумел заинтересовать своих учениц, и они полюбили его уроки. Позже, когда они стали заниматься физикой, я ездила с ними в физический кабинет при реальном училище, чтобы присутствовать при опытах. Историю преподавал директор Петербургской XII гимназии Константин Алексеевич Иванов. Его уроки проходили живо и увлекательно, я с удовольствием их слушала. Вообще он был приятный и незаурядный человек, только, к сожалению, мнил себя поэтом и засыпал меня своими весьма слабыми стихами. Уроки английского языка давал детям англичанин мистер Гиббс. Дети превосходно владели этим языком, так как всегда говорили с матерью по-английски. Немецкий язык преподавал малосимпатичный немец Клейнберг, которого девочки не любили, что и отразилось на их знании этого языка. Впрочем, немецкий язык вообще не был в чести при дворе. Преподавателем французского языка был премилый швейцарец из Женевы господин Жильяр, который впоследствии был гувернером наследника.
Как я уже писала, после завтрака мы или ездили кататься, или гуляли в парке. Ездили мы обыкновенно в Павловск, где встречались с сыновьями великого князя Константина Константиновича, Олегом и Игорем. В Царском Селе девочки любили кататься на коньках и спускаться с ледяной горы в парке. В это время на прогулку обыкновенно выходил и Государь, который очень любил расчищать дорожки от снега. Как-то раз, проходя неподалеку от катка, я увидела Государя за этой работой. Но он был так ею увлечен, что не заметил меня и высморкался по-русски – в пальцы. Увидев меня, он смутился и сказал: «Как вы думаете, Софья Ивановна, хорошим бы я мог быть дворником?» Вообще Государь очень любил всяческие физические упражнения. Он говорил, что это для него лучший отдых после занятий государственным и делами. Весной, как только вскрывался лед на каналах в Александровском парке, Государь и дети вооружались баграми и шли вылавливать льдины. В этом занятии принимал участие весь персонал детской половины с дядькой наследника, матросом Деревенко во главе. Не отставала от них, конечно, и я, причём неоднократно получала одобрение Государя. Он говорил: «Видно, что вы много жили в деревне». Наследник бегал по берегу и громко выражал свою радость при каждом всплеске воды. Вообще, сколько здесь было шума и веселья! До сих пор вспоминаю с удовольствием об этом времени. Забрызганные водой, раскрасневшиеся, веселые возвращались дети домой. Когда же каналы окончательно освобождались ото льда, представлялось новое удовольствие: на воду спускались байдарки, и Государь с детьми, чаще всего с Наследником, катались по каналам, причём Государь всегда греб сам. Иногда за ним следовала целая «флотилия»: в одной байдарке две старшие девочки со мной (гребли мы по очереди), в другой две младшие с матросом Деревенко.
" alt="Ольга и Татьяна (дворец Коттедж в Петергофе
" border="0">«Веливие княжны Ольга и Татьяна Николаевны, дворец «Коттедж» в Петергофе»
Пасха в 1907 году была поздняя – 22 апреля. О ней у меня сохранилось довольно смутное воспоминание, кроме того что меня, привыкшую к торжественным московским богослужениям Страстной недели, не могли удовлетворить сокращенные службы в придворной церкви. Как-то на Святой неделе мы катались на байдарке. Погода была очень сырая. Татьяна Николаевна гребла и разгорячилась, и я укутала ее своей накидкой. 27 апреля был день свадьбы моих родителей. К моей большой радости, Императрица предложила мне съездить на этот день в Москву. По приезде туда у меня появились все признаки малярии, которая время от времени у меня бывала. По-видимому, я простудилась на байдарке. Я была очень обеспокоена тем, что не смогу вернуться к сроку в Царское, и послала телеграмму Императрице. Ответ пришёл очень быстро, весьма милый и участливый. Болезнь моя продолжалась до половины мая, и я выехала из Москвы только 17-го. Двор уже находился в Петергофе. Здесь мне отвели во Фрейлинском доме две комнаты, но такие сырые, что посетившая меня княжна Оболенская возмутилась и заявила об этом помощнику гофмаршала князю Путятину. Слова её возымели действие, и мне выделили очень хорошенькую квартиру в том же доме с окнами на площадь. Образ жизни в Петергофе был почти такой же, как и в Царском Селе. Только уроков у детей было меньше, а с июля все занятия вообще прекращались. Иногда приезжала Императрица Мария Федоровна и жила в своём небольшом дворце, называвшемся «Коттедж». К 10 часам дети ходили к ней здороваться. В Петергофском парке было очень много грибов, и дети постоянно их собирали. Но во время пребывания Марии Федоровны, очень любившей это развлечение, детям не разрешалось предварять бабушку, и они ходили за грибами вместе с ней.
Вскоре после моего возвращения из Москвы, когда я, как обычно, приехала утром в Александрию (от моей квартиры до Александрии было минут десять езды), няня Мария Ивановна сказала мне, что у Анастасии Николаевны сильный жар и болит горло и что она уложила её в комнате Ольги Николаевны. Это меня крайне удивило. В Петергофе Ольга занимала отдельную маленькую комнатку, а остальные четверо детей помещались с Марией Ивановной в соседней большой комнате. На мой вопрос, извещена ли о случившемся Императрица, Мария Ивановна ответила, что до приезда врача незачем беспокоить Ее величество. Я посмотрела горло девочки: оно было покрыто белым налетом. К 12 часам приехал лейб-педиатр Иван Павлович Коровин, старик, у которого уже был один удар. Он снял пленки для анализа, и когда я спросила, не может ли это быть дифтерит, ответил: «Зачем предполагать такие ужасы!» Императрице сообщили о заболевании Анастасии Николаевны, и она приказала перевести её в изоляционную комнату. Когда же после этого я вернулась в комнату Ольги Николаевны, то нашла на столе тарелочку с оставшимися пленками! Целый день мы прождали ответа Коровина относительно анализа, но так и легли спать в полном неведении. Я подумала, что случись такое заболевание у нас, в частном семействе, то давно уж были бы приняты все меры. На другой день появился Коровин с результатом анализа: у Анастасии Николаевны был дифтерит. «Когда же вы получили анализ?» – спросила я. «В 12 часов ночи», – ответил врач. «И сообщили только сейчас?» – «Я не хотел беспокоить Ее величество». – «А ребёнок тем временем мог умереть! – воскликнула я. – Необходимо немедленно сделать прививку». – «Для этого мне нужно разрешение Её Величества», – сказал Коровин. «Ее величество сегодня на параде, надо подождать ее возвращения», – заявила Мария Ивановна. Но тут уж я не выдержала и настояла на том, чтобы Императрицу известили тотчас же. Она сейчас же уехала с парада, распорядилась перевести здоровых детей в Фермерский дворец, а сама осталась с больной дочерью. Помогала ей Шура Теглева. Лечил девочку доктор Симановский, который приезжал каждое утро. Вскоре лейб-педиатр Коровин был отстранен, и его место занял Сергей Алексеевич Острогорский. Три великие княжны и наследник дифтеритом не заразились.
В начале июля в Петергоф приехали мои родители, так как мой отец должен был представляться Государю. С ними были отменно любезны, даже предоставили им отдельное помещение во Фрейлинском доме, что было верхом внимания. Мой отец произвел, по-видимому, весьма положительное впечатление на Государя, так как в декабре этого же года он был назначен членом Государственного Совета. Это назначение, считавшееся очень высоким, явилось для отца полной неожиданностью. Он никогда не добивался повышения по службе и всегда держался в стороне, что составило ему репутацию гордого. Девочки были от него в восторге, и он много рассказывал им про моё детство. Сам же он пленился трёхлетним наследником, который был действительно очаровательным ребенком.
Софья Ивановна Тютчева: «За несколько лет до катастрофы...». (Воспоминания)
[1] Мирный договор завершивший русско-японскую войну 1904- 1905 годов был Заключен 5 сентября в городе Портсмут (США).
2] Когда я ем, не люблю говорить (французкий).
Европейские геофизики изучают небольшие чёрные дыры, которые находятся на нашей планете, в том числе на дне Атлантики.
Это аналоги космических чёрных дыр, но имеющие микроскопические размеры. В океанах они вызывают огромные водовороты, которые могут засосать даже крупные корабли. Такие явления встречаются в океане. И даже если не виден сам водоворот, черные дыры продолжают засасывать в себя материю, будь то океанская вода, рыба или растения. Такие объекты способны проникать к нам из космоса и даже проходить сквозь планету.
ВОТ ТАКИЕ У ИУДЕЕВ СКАЗКИ!
Вниманию читателя предлагается два варианта одной и той же иудейской старинной сказки «про Дину и её братьев». Первый вариант этой сказки изложен на страницах Библии. Второй вариант я обнаружил в современном методическом пособии, написанном для евреев-родителей, которые озабочены правильным воспитанием своих детей.
О сказках у нас принято говорить, что в них всё ложь, да есть намёк – добрым молодцам урок. Поскольку предлагаемая сказка еврейская (иудейская) и она рассчитана на воспитание в юных евреях "богоизбранности", то никакого намёка добрым молодцам в ней нет, но есть пример для подражания (или установка к действию), как до
18.9 16.7
День сегодня предлагает немного остановиться и подумать о житье-бытье.
Жесткая энергия единиц, наконец-то, сменилась более мягкими и духовными энергиями.
Сегодня поставьте себя во главу всех дел и ситуаций. Будьте одновременно и актером и зрителем в спектакле своей жизни.
