пятница, 15 ноября 2013
Запись сделана с помощью приложения LiveJournal для Android.
"У ласкового князя Владимира пированьице почестен-пир для всех званых, браных, приходящих..." Задолго до 18 мая "Особое установление по устройству коронационных зрелищ и праздника" распространяет в Москве афиши под таким заголовком. Это высокопарное приглашение зазывает гостей на то страшное"пированьице", с которого около двух тысяч человек отправятся прямо на Ваганьковское кладбище. Дальше подробно перечислены развлечения и блага, ожидающие "званых, браных, приходящих" на Народном празднике. Развлечений обещано много. Тут театральные представления на открытых сценах: "Руслан и Людмила", "Конек-Горбунок", "Ермак Тимофеевич, или Завоевание Сибири" со "сражениями, плясками, пением и сновидением Ермака"; тут гармонисты, балалаечники, раешники, петрушки, силомеры и предсказатели судьбы. Особенно соблазнителен знаменитый дрессировщик Владимир Дуров, собирающийся показать "электрический пароход, управляемый крысами", "поездку козла на волке", "ежа, стреляющего из пушки" и, наконец, "новость": "танец кошки на голове дога". Дразнят также воображение призы за гимнастику: 50 глухих серебряных часов "с портретами Их Величеств и цепочками белого металла" и сто гармоник. Призы эти предназначены за лазание на мачту, бег и хождение по бревну. Они, правда, "по независящим обстоятельствам" останутся неприсужденными, но ловким гимнастам, явившимся их добывать, жаловаться не приходится. Хорошие мускулы и гимнастическая сноровка очень пригодятся им, когда вместо того, чтобы любоваться "танцем кошки на голове дога", самим придется танцевать на человеческих головах и, вместо хождения по бревну, шагать как по бревнам, по наваленным друг на друга покойникам и умирающим. Призом за эти, не предусмотренные в программе "гимнастические упражнения", будет зато нечто более ценное, чем серебряные часы, призом будет спасенная жизнь. Рассчитывать на получение отпущенных на толпу в пятьсот тысяч человек 50 часов и 100 гармоник могут, однако, немногие ловкачи. Остальные, более скромные, не мечтая о часах, хотят получить "царский подарок", оторый обещан всем. Содержание этого подарка тоже перечислено в афише. Это сайка, полфунта колбасы, три четверти фунта сластей и орехов, вяземский пряник и "коронационная" кружка - все завязанное в ситцевый платок с изображением Кремля. Колбаса в подарке, заготовленная чересчур загодя, окажется тухловатой, и жестяная бело-голубая кружка будет спустя неделю продаваться на Сухаревке по пятнадцати копеек. Но то, что будет через неделю, не может повлиять на то, что сейчас. Толки о подарках и развлечениях растут, вяземский пряник и платок с Кремлем сияют магической приманкой, тем более, что народное воображение дополняет явную скупость, с которой составлен "подарок", пущенным слухом, что в некоторые из кружек положены билеты выигрышного займа. От детей до стариков все собираются на Ходынское поле за заветным узелком. Собираются не только москвичи и жители окраин, но и крестьяне из лежащих по соседству деревень: по одной Курской дороге в ночь с 17-го на 18-е мая приезжает в Москву, на праздник, двадцать пять тысяч человек.1
Едва Ходынка стряслась, сейчас же вокруг нее начинается борьба сильных противодействующих страстей. Великий князь Сергей, враждующий с министром Воронцовым-Дашковым2 , яростно нападает на министерство двора. Граф Воронцов, не оставаясь в долгу, винит во всем полицию, "непосредственно подчиненную Его императорскому высочеству".3 Обер-полицмейстер Власовский сначала хочет отделаться обычной полицейской наглостью. Его первый рапорт гласит: "Убитых сто человек, порядок восстановлен". Потом он театрально стреляется в приемной генерал-губернатора: адъютант толкает поднесенную к виску руку с револьвером, и пуля летит мимо. 4 Действительный статский советник Бер, начальник "Особого установления", с чувством исполненного долга показывает следователю: "Я велел не засыпать оставшиеся от выставки 1832 года ямы нарочно, чтобы сдерживать народ". "Узелков было четыреста тысяч, а народу привалило миллион, каждая сайка была у нас на счету",-- оправдывает его помощник, архитектор Николин, особое устройство буфета в виде мышеловки, где в узких (на два человека) проходах погибло в давке множество людей. Столько скрытых пружин и невидимых тормозов - честолюбия, упрямства, боязни ответственности -- пускается со всех сторон в ход, что в расследовании, составленном министром юстиции Муравьевым, 5 отлично видно, как произошла Ходынка, и совсем не ясно, по чьей вине она произошла. После Муравьева самостоятельное следствие ведет маршал коронации граф Пален. Его доклад более определенен. Он, хотя и в очень осторожной форме, прямо обвиняет в бездействии "Августейшего генерал-губернатора Москвы". На докладе Палена, представленном Царю уже в Петербурге, "Его Величество изволил положить самую лестную резолюцию", но через несколько дней "приехал из Москвы Великий князь Сергей, и дело совершенно было перерешено". В конце концов ничего толком не выясняется, никто не обелен вполне, никто не несет сколько-нибудь серьезного наказания. И над Ходынкой после всех расследований еще больше сгущается зловещий туман, который описал Толстой: "Народу было так много, что, несмотря на ясное утро, над Ходынским полем стоял густой туман - от дыхания человеческого".
«Публика на ходынском поле в ожидании прибытия Их Императорских Величеств, 18 мая 1896 года.»
О виновниках Ходынки и о ее жертвах забудут, но туман отработанного воздуха, которым нельзя дышать,- останется навсегда, расползется по всей России. Для раздачи царских подарков на Ходынском поле строятся 150 бараков. Строятся они друг около друга - межд каждым проход для двух человек. Эти бараки, или буфеты, образуют треугольник, острый угол которого обращен ко рву. Ров песчаный, изрыт глубокими ямами. От угла бараков до рва расстояние 25 аршин, ширина рва 80 аршин. Раздача подарков назначена на 10 часов утра 18 мая. Наряд полиции и казаков для охраны порядка должен явиться "заблаговременно" - в девять. Полиция и казаки будут регулировать течение движущейся со всех сторон столицы толпы, направляя ее к буфетам за подарками, а оттуда в сторону павильонов и эстрад с развлечениями, где ее уже будут ждать дрессированные ежи и раешники, "Конек-Горбунок" и дивертисмент. Ямы и рвы, с одной стороны окружающие буфеты, помогут полиции сдерживать народ (одной полиции не справиться: ее не так уж много--1800 городовых), а узкие проходы на два человека, т. е. на триста человек по всей линии буфетов, обеспечат получение каждым своего узелка и помешают недобросовестным схватить лишнюю сайку, которые "все на счету". Все заранее отлично взвешено, рассчитано и предусмотрено - упущена из виду только самая малость. Народ начинает собираться на Ходынку с вечера. В час ночи толпа так плотна, что над ней стоит туман "от дыхания человеческого" и то там, то здесь уже слышны первые стоны изнемогающих в давке и теряющих сознание.Так как никакого начальства нет и никто ничего не регулирует - люди идут со всех сторон и асполагаются вокруг буфетов как кому заблагорассудится. Ночь жаркая и душная. Многие приходят налегке, босиком, в неподпоясанных рубахах и тут же укладываются спать. Другие зажигают костры, пекут на огне картошку и угощаются водкой. Некоторые принесли гармоники, слышна музыка, песни, кое-где пляшут. Это часов в двенадцать. После двенадцати толпа угрожающе вырастает. Понаехали мужики из деревень, подошли рабочие с окраин. Греться у костров или плясать уже нельзя -- каждый торопится занять место получше, и каждый теснит другого. Праздничное добродушное настроение сменяется сумрачным и нетерпеливым. Эта трех- или четырехсоттысячная толпа вполне предоставлена себе самой. Впрочем, не вполне. Ее стерегут назначенные в подмогу отсутствующей полиции волчьи ямы и восьмидесятиаршинный ров.
В час ночи из толпы выносят девушку в бесчувственном состоянии и нескольких подростков. В три утра в народе кричат: "Что же вы нас умирать заставляете в давке!" В четыре часа утра уже то и дело из толпы передают по головам людей без признаков жизни.6 Народ у буфетов волнуется и напирает, дощатые буфеты трещат. "Скоро ли будут раздавать?" - слышится со всех сторон. Перепуганные артельщики и заведующие буфетами собираются под предводительством поднятого с постели растерянного Бера на импровизированное совещание. "Если мы не начнем раздавать, толпа нас сотрет",-- говорит какой-то Лепешкин, и голос этого безвестного Лепешкина решает все. Еще минуту назад катастрофу можно было пожалуй, предотвратить. Но вот решено раздавать. Первые узелки с подарками летят в толпу. И толпа, как на приступ, бросается к буфетам. "...Через полчаса я взглянул из будки 7(показание одного из раздававших) и увидел в том месте, где ждала публика раздачи, люди на земле один на другом, и по ним идет народ к буфетам. Люди эти лежали как-то странно: точно их целым рядом повалило. Часто тело одного покрывало часть тела другого. Видел я такой ряд мертвых людей на протяжении аршин пятнадцати. Лежали они головами к будкам, ногами к шоссе." "Я видела (из другого показания), как из толпы, которой удалось пробраться вовнутрь площади, через проходы выбегали люди в растрепанном виде, в разорванном платье, с дикими глазами, мокрые, с непокрытыми всклокоченными волосами и со стонами прямо ложились, падали на землю. Многие были в крови, некоторые кричали, что у них сломаны ребра." "Я споткнулся на мертвого человека, когда толп меня понесла. На меня упало несколько человек. я чувствовал, как народ перебегает по тем, которые на мне лежали. Я лишился чувств, может быть, на полчаса, может быть, на час. Когда меня привели в сознание и подняли, то надо мной было трупов пятнадцать и подо мной десять трупов." "Около меня оказался мальчик, который сильно кричал. Я и еще кто-то приподняли его над толпой, и он пошел ceбе по головам." "Покойники, которых я (унтер-офицер вызванных наконец-то войск) вытаскивал из толпы, стояли в толпе. Она старалась от них отодвинуться, но не могла." "Мертвая девушка стояла в толпе, голова ее качалась в разные стороны, и толпа, двигаясь вперед, несла ее с собой." "Больше всего трупов лежало на пресечении буфетов - на небольшом пространстве более трехсот." Таких показаний без числа и в "Следственном производстве судебного следователя по делу о беспорядках на Ходынском поле и в "Записке министра юстиции" по этому делу. Из толпы кричат: "Уберите мертвецов!" Солдаты входят в толпу "аршина на три" и выхватывают кого могут, живых или мертвых, дальше они протиснуться не могут. Вообще спасают людей почти исключительно войска: полиция, явившаяся только в шесть утра, первым делом оцепляет Императорский павильон и трибуны для высоких гостей, чтобы "народ чего не повредил". "Я обратился к городовому,- показывает свидетель,--с просьбой дать умирающему воды и вообще оказать какую-нибудь помощь. Он ответил: "Нам ничего не приказали".8
«Императорская чета со свитой на Ходынском поле, 18 мая 1896 года.»
Французский посланник граф де Монтебелло 9 одним из первых узнает о Ходынской катастрофе. К чувству ужаса, которое он испытывает, слыша о тысячах задавленных и изувеченных, присоединяется огорчение личного свойства: назначенный на сегодня большой бал в посольстве, конечно, придется отменить: sole {"морские языки", деликатесная рыба (фр.)}, прибывшие во льду из Парижа, и вагон средиземных роз пропадут. Быть может, однако, слухи преувеличены и несчастье не так велико? Граф звонит по телефону губернатору Москвы и министру двора, но сведения этих высокопоставленных лиц так же неясны и противоречивы, как рассказы повара и камердинера. Тогда граф отправляется на Ходынку сам. Огромное поле оцеплено войсками, но французского посла, конечно,пропускают. Он еще застает неприбранным жуткий беспорядок только что совершившегося непоправимого несчастья. Земля истоптана и изрыта, кое-где видна кровь, то там, то здесь валяются шапка, кушак, пола оборванного платья. Он видит множество мертвых, которых молодцеватые городовые складывают рядами, как дрова, на телеги, чтобы развозить по участкам. В зависимости от того, где их застала смерть, мертвецы резко отличаются друг от друга. Погибшие в рвах, колодцах и узких проходах обезображены и окровавлены ("Я узнала брата только по лбу",-- говорит сестра одного); задушенные в толпе - не имеют внешних повреждений,зато их глаза широко раскрыты, иногда совсем вытаращены, и в них застыло одинаковое дикое выражение ужаса. Многие из этих мертвецов сжимали в скрюченных пальцах узелки с царскими подарками. На Ходынку прибывает разное начальство, сановники, высокопоставленные любопытные. Чрезвычайный китайский посол Ли Хун-Чжан, 10 приехавший получать двухмиллионную взятку, равнодушно оглядывал поле и осведомлялся: "Неужели об этом доложат Государю?" Узнав, что все уже доложили, он пожимает плечами: "Какие неопытные у вас министры - у нас бы никто не побеспокоил богдыхана, убрали бы мертвецов - и все". Это трезвое суждение встречает сочувствие: От Государя следовало бы все скрыть",- горячится камергер Дурасов. "Какие пустяки. Это всегда бывает при коронации",-- заявляет конногвардеец Шипов. Витте, думающий после слов Ли Хун-Чжана: "Ну, все-таки мы ушли дальше Китая",--пожалуй, преувеличивает.
Пробирались на Ходынку, хотя их и велено не пускать, и корреспонденты газет, русские и иностранные. Среди них находится и знаменитый Диллон, 11 приват-доцент Харьковского университета и большой знаток России. Он, хотя и видит все своими глазами и получает все сведения из первых рук, впоследствии, вспоминая Ходынку, изобразит ее так: "Катастрофа произошла в тот самый момент, когда императорская чета заняла свои места и полмиллиона голосов криками приветствовали самодержца Святой Руси и его супругу". Далее он говорит: "Император показал себя совершенно безучастным к этому бедствию". "Совершенное безучастие" Николая II к Ходынке - такой же явный вздор, как то, что она произошла в присутствии царя. Искажение это со стороны Диллона нельзя, однако, объяснить ни недоброжелательством - он, определенно, друг старой России,- ни недобросовестностью - опытный и осторожный журналист, остальные факты он передает вполне точно. Не выражает ли бессознательно он, на старости лет перебирая события, вместо фактов впечатление от них, оказавшееся более ярким и долговечным? Разумеется, Царь не был безучастен к народному горю, но им - по личному почину или по советам приближенных, действительно делается в день Ходынки все, чтобы такое впечатление создалось. Потрясенный страшным зрелищем французский посол едет с к обер-церемониймейстеру графу Палену. Тот сообщает ему решение Государя: празднества отменены, будет объявлен траур, Царь с Царицей удаляются на несколько дней в монастырь, чтобы засвидетельствовать и подчеркнуть свое глубокое горе.Пален только что видел Николая II: Царь был в отчаянии, глаза его были полны слез. Плачет и сам Пален. Молча пожав старому придворному руку--что скажешь в таких обстоятельствах?-- Монтебелло, вернувшись домой, отдает распоряжение прекратить все приготовления. Когда, немного успокоившись от пережитого, он садится писать в Париж донесение о происшедшем, от Великого князя Сергея приезжает адъютант с удивительными новостями. Государь передумал. Траура не будет. Все празднества, в том числе и сегодняшний бал у французского посла, должны состояться. 12 Говоря о "совершенном безучастии самодержца Святой Руси" к народному бедствию, Диллон указывает, что "оно не помешало целой серии обедов и балов при дворе и в иностранных посольствах". И на этот раз, к сожалению, его нельзя опровергнуть.
«Их Императорские Величества на ходынском поле, 18 мая 1896 года.»
Ходынское поле приведено в порядок с той идеальной быстротой, с которой обычно действует полиция, заметая следы случившегося по ее вине. Поле подметено, сломанные бараки починены, кровь посыпана песочком, мертвецы убраны. Часть их развезена по участкам, но всех увезти не удалось, и распорядительный обер-полицмейстер велел уложить на дне того самого рва, в котором они погибли. Аккуратно покрытые рогожами, охраняемые часовыми, они, никому не мешая, отлично могут полежать тут, пока на Ходынке происходит концерт в Высочайшем присутствии. Потом, когда отбудут царь и высокие гости, уберут и их. Трубы оркестра сияют на майском солнце, и воздух дрожит от грома патриотического концерта. Новая толпа, праздничная и оживленная, напирает на открытую сцену, где Ермак завоевывает Сибирь, и электрический пароход плывет в лоханке, управляемой вымуштрованными Дуровым крысами. Вдруг все представления прекращаются и по огромному полю перекатывается "ура": на обитой красным сукном площадке императорского павильона в окружении свиты появляются царь и царица. Урра!.. Боже, царя храни!.. Ветер треплет белое страусовое боа Царицы, ярко блестят полковничьи погоны, кругом мундиры, ленты, кивера, золотые фалды придворных, сабли, лядунки, звезды. Боже, царя храни... Ура!.. Кивера, перья, мундиры-- больше ничего нельзя разобрать. Царь по дороге встречает на Тверской запоздавший воз с мертвецами. Он выходит из экипажа, велит отогнуть рогожу, долго всматривается в страшную окоченелую груду и, махнув рукой, бормоча что-то невнятное, понуро садится в коляску. 13Теперь на эту шумную, приветствующую его толпу он смотрит тем же измученным, потухшим взглядом. Императрица подавлена и бледна, она едва стоит на ногах. Но, чтобы видеть это, надо стоять близко, а народ стоит далеко. Он видит только ленты, перья и мундиры, только сиянье самодержавной власти, которую никакие тысячи погибших не должны омрачать хотя бы на единый миг. Действительный тайный советник Победоносцев, бледное и ушастое лицо которого и потрепаный вицмундир тоже мелькают в свите, может быть доволен. "Ничто не должно умалять священного монархического принципа",-- настаивал он сегодня утром, уговаривая Царя не объявлять траур и не отменять празднеств. И вот священный принцип - не умален.
"Давно уже ходили слухи о том, что предстоящий бал во французском посольстве будет одним из самых замечательных и самых интересных. В половине десятого начался съезд. Вестибюль, превращенный в уголок тропического сада, залитого электричеством вместо солнца." И дальше: "Бал удался вполне и закончился тончайшим ужином". Так идиллически описывает бал у Монтебелло "Коронационный сборник", двухтомный веленевый увраж, изданный, чтобы увековечить коронационные торжества. Он и увековечивает их со всем усердием чиновничьей исполнительности. Не только отмечено, что бал "удался вполне", сообщено и меню "тончайшего ужина". Бал проходит, впрочем, не столь "удачно", как расписывают казенные перья. "Я отчетливо помню напряженность атмосферы на этом празднестве,- вспоминает камергер Извольский, 14 будущий министр иностранных дел,- усилия, которые делались императором и императрицей при появлении их в публике, ясно были видны на их лицах". Таких свидетельств о подавленном настроении царской четы, его "грустных глазах", "болезненном выражении", ее "бледности", "резкой складке у пытающегося улыбнуться рта" можно выписать много.Но они ничего не меняют. Это все оттенки и полутона в картине, которую будут судить с такого расстояния, где оттенки и полутона не видны. Только - главное, основное, только свет и тень. Окна французского посольства широко распахнуты в теплую майскую ночь. С улицы слышны голоса, веселая громкая музыка, в ярко освещенных залах мелькают пары в затейливых турах "польского". Среди танцующих Царь и Царица Святой Руси. Подводы, покрытые рогожами, до поздней ночи дребезжат по Москве. На Ваганьковское кладбище в гробах и без гробов свозят в эту ночь для опознания 1282 трупа. Ночь теплая, и мертвецы начинают чернеть и раздуваться. Многие страшно обезображены -- кого опознает сестра "по лбу", кого никто никогда не опознает. Розы, доставленные из Ниццы, не пропали. Они сладко благоухают "под электрическим солнцем" в нарядных залах посольства. Sole тоже недаром мчалась в экстренном поезде - ее съедят за "тончайшим ужином". Но до ужина еще далеко - пока надо танцевать "польский". И оркестр гремит в распахнутые окна старинный, традиционный, торжественно-жеманный мотив:
"Славься сим, Екатерина, славься, нежная нам мать..."
«Е. Самокиш-Седковская: прием во французском посольстве, май 1896 год (литография.) »
Георгий Иванов "Собрание сочинений в трех томах", Том второй. Проза Москва, "Согласие", 1994 год.
Примечания:
1 - Проведении коронационного праздника основывался на подражании коронации Александра III. Но в то время на народное гулянье вышло до двухсот тысяч человек, тогда как толпа в ночь на 18 мая насчитывала, не менее полумиллиона. Сведения о прибытии в Москву иногородних заимствованы Г. Ивановым из "Дневника" А. С. Суворина, в котором в записи от 18 мая 1896 года сказано:"...в Москву в эту ночь по одной Московско-Курской дороге приехало более 25000. Что это была за толпа и что за ужас!" (с. 105).
2 - граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков (1837--1916), генерал, министр Императорского двора и уделов в 1881 --1897 годах
3 - Об этом разделении среди высших сановников на две партии: одна - за Воронцова другая - за Великого князя С ергея Александровича, Витте писал: "...одна партия утверждала, что здесь министерство двора ни при чем, что виновата исключительно в катастрофе московская полиция, а другие почли более для себя выгодным пристать к партии Великого князя Сергея Александровича и потому утверждали, что великий князь и его полиция тут ни при чем, а вся вина падает исключительно на чинов министерства двора" (т. 2, с. 71).
4 - Ср.с записью А. С. Суворина от 19 мая 1896 года "...вчера говорили, что он стрелялся, но адъютант подтолкнул руку и он выстрелил в картину -- ничего этого не было..." (Дневник, с. 108).
5 - Муравьев Николай Валерианович (1850--1908), министр юстиции в 1894--1905 годах посол в Риме в 1905--1908 гг., брат В. В. Муравьева-Амурского, о котором см. главу "Предшественник Распутина".
6 - Эти сведения взяты целиком из "Дневника" А. С. Суворина: "Около 3-х часов дня народ говорил: "Что же вы нас умирать заставляете в давке". Около 4-х часов передавали людей над головами без признаков жизни" (с. 116).
7 - Неточная цитата из "Дневника" А. С. Суворина (там же).
8 - Также из "Дневника" А. С. Суворина (с. 117).
9 - граф Густав Монтебелло (1838--1907)французский дипломат, в 1891 - 1903 годах посол Франции в России.
10 , Ли Хунч-жан (1823--1901), китайский государственный деятель, фактический руководитель внешней политики Китая в конце XIX в.
11 английский журналист Диллон Эмилий Михайлович, корреспондент газеты "Дейли телеграф".
12 - "В течение дня мы не знали,-- пишет Витте,-- будет ли отменен по случаю происшедшей катастрофы этот бал или нет; оказалось, что бал не отменен" (Воспоминания, т. 2, с. 74). "Императрица Мария Федоровна,-- сказано в "Дневнике" А. С. Суворина,-- говорила Государю, что он может ехать на французский бал, но чтобы не оставался там более получаса" (с. 111). Несколько иначе интерпретирует этот случай С. С. Ольденбург в книге "Царствование императора Николая II": "В тот день несчастия был назначен прием у французского посла, и Государь по представлению министра иностранных дел князя Лобанова-Ростовского не отменил своего посещения, чтобы не вызвать политических кривотолков" (с. 51).
13 - Ср. с записью в "Дневнике" А.С. Суворина: "Государь встретил один из возов на Тверской, вылез из экипажа, подошел, что-то сказал и, понурив голову, сел в коляску"
(с. 108).
14 - Александр Петрович Извольский (1856--1919) - дипломат, посланник в Копенгагене в 1903--1906 годах, министр иностранных дел в 1906-- 1910 годах, посол в Париже в 1910--1917 годах., член Государственного совета.
15.6 13.4
Посвятите свой выходной день домашним делам. Сделайте уборку, приготовьте вкусную еду для всей семьи.
Старайтесь избегать излишеств, как в еде, так и в любых занятиях сегодня.
Если есть желание, можете устроить себе разгрузочный день.
Больше года тянутся приготовления к коронации. Наконец, все готово. После долгих придворных и межведомственных интриг составлен список участников торжества. Окончательно утверждено, какой генерал будет держаться за который по счету шнур императорского балдахина и получит за это соответствующего Александра Невского, Владимира или Белого Орла при высочайшей грамоте. Отремонтированы бесчисленные помещения для свиты, посольств, иностранных принцев, делегаций со всей России. Приведены в порядок Петровский дворец и Успенский собор. Красное сукно, которое в огромном количестве понадобится для церемонии, обогатив своего поставщика, доставлено в Кремль, и в Грановитой палате вынуты из хранилищ и перетерты замшей блюда и кубки,служившие еще на пирах Иоанна Грозного. Троны, на которые воссядут Царь, Царица и вдовствующая Государыня, выбраны. Все высокие гости, от красавца герцога Корнаутского до уродливого сиамского принца, собрались и ждут. Кучера господ, прибывших на коронацию, получили от охраны особые ярлыки на шапку, которые они обязаны беречь не только пуще шапки, но и пуще самой головы. Не дай Бог потерять: злоумышленник с таким ярлыком может пробраться куда угодно. Даже меню обедов и ужинов составлено вперед гофмаршальской частью, и знаменитый клоун Владимир Дуров1 уже привез в Москву своих дрессированных ужей и ученых кошек, чтобы на Ходынском поле веселить народ. 9 мая коронационные торжества открываются Высочайшим въездом в Москву. 2 Царь, прибывший несколько дней назад, живет в пригородном Петровском дворце. Оттуда он, согласно традиции, должен проследовать через первопрестольную столицу в сердце старой Руси - Кремль. Бесконечные толпы радостно возбужденного народа теснятся за несколькими цепями войск, протянутых во всю длину шествия. В окнах, на балконах и на трибунах разместились немногие счастливцы, тщательно просеянные сквозь ситечко чрезвычайной охраны. Их благонамеренность установлена, и они могут беспрепятственно любоваться зрелищем. Всего миллионного населения Москвы нельзя, разумеется, так тщательно профильтровать. Но нельзя и вовсе устранить его от участия в царском въезде. Напротив, эта взволнованная толпа прямо необходима, как величественная рама для картины. Народ должен толпиться и бросать шапки вверх: без его громового отзыва официальное "ура", такое могучее в залах и манежах, на вольном открытом воздухе, пожалуй, покажется жидковатым.
В то же время никак нельзя поручиться, что среди сотен тысяч людей, переполненных в эти минуты искренним порывом верноподданического восторга, не окажется один, охваченный восторгом цареубийства, и рука его вместо того, чтобы подбросить синий картуз в воздух, не метнет под ноги царской лошади бомбу. Из-за этого фатального одного сотни тысяч оттиснуты трибунами, штыками и гладкими крупами конницы как можно дальше. Они если и видят шествие, то мельком: вот в щели между двумя драгунами показался силуэт Царя или белое платье Царицы, и сейчас же все стерто, как мел с доски, взмахом конского хвоста или движением всадника. Некоторые, чтобы лучше видеть, влезают друг другу на плечи. Другие взбираются на фонари и деревья, откуда их гонит полиция. Месяцами чиновники коронационной комиссии оттачивают сложный порядок церемониала. Неделю занимает вопрос, пустят ли азиатских депутатов впереди казачьих или наоборот, и на определение позиции каждого гофкурьера и скорохода тратится не меньше дня.И вот, наконец машина пущена в ход. Торжественное шествие медленно движется из Петровского дворца в Кремль. В нем участвуют Царь, обе Царицы, Императорская фамилия, множество придворных, военных, иностранцев, солдат, музыкантов, челяди, фаэтонов с церемониймейстерами, карет с придворными дамами... Но кто поставлен впереди всего этого? Кто возглавляет собой царский въезд в Москву? Обер-полицмейстер Власовский 3 с двенадцатью жандармами лихо гарцует впереди царского шествия на сытом скакуне. Если у него развита фантазия, он легко может вообразить себя в эту минуту самодержцем всероссийским, едущим венчаться на царство. За Власовским скачет царский конвой в папахах и красных черкесках, с ружьями, взятыми наизготовку. Эти смуглые, подобранные один к одному молодцы выражением лиц очень напоминают кавказских разбойников, и скорострельные винтовки кавалерийского образца в их руках недвусмысленно поблескивают. Менее угрожающе, но тоже достаточно серьезно выглядит следующая за конвоем сотня лейб-казаков. Только когда миновали казаки, шествие приобретает другой характер, и теперь видно, что это царь въезжает в Москву, а не полицмейстер с жандармами и казаками отправляется в карательную экспедицию. Идут в своих экзотических одеяниях туркмены, текинцы, сарты, киргизы, казачьи депутаты, едут церемониймейстеры и гофмаршалы в открытых золотых, фаэтонах с жезлами в руках, движется дворянство, музыканты, императорская охота, камергеры и камер-юнкеры. Наконец - эскадрон кавалергардов и за ними на белом коне--Царь.
«Торжественный въезд в Москву Государя Императора 9 майя1896 года»
Царь, не отрывая, держит руку у надетой слегка набекрень каракулевой бескозырки. Он очень ловко сидит на лошади, и будь он пошире в плечах и повыше ростом, достоинство, с которым он держится, было бы заметно всякому. Но раззолоченные кавалергарды впереди него и рослые великие князья и генералы сзади невыгодно обрамляют его небольшую фигуру, к тому же кажущуюся очень скромно одетой - в темном мундире Преображенского полковника -- среди всех этих перьев, лосин, лент, шлемов, эполет и звезд. Александра Федоровна отделена от мужа не только бесконечной свитой, но и каретой Императрицы-матери. Ей и формально и, пожалуй, по существу принадлежит в окружающем блеске второе место. Та же, которая всюду желала бы главенствовать, должна покуда довольствоваться третьим. Александра Федоровна едет в обитой атласом и расписанной розами и купидонами карете Екатерины Великой. Она сама выбрала ее. Маршалу коронации Императрица объясняет свой выбор редким изяществом шедевра знаменитого лондонского каретника, но возможно, что ей мутно нравится следовать в экипаже "Северной Семирамиды", бывшей когда-то, как и она, немецкой принцессой, которой на первых порах солоно приходилось при русском дворе. За каретой Государыни тянутся четырнадцать карет с придворными дамами первых двух классов, то есть старых, то есть преданных Марии Федоровне и относящихся к молодой Царице прохладно. Шествие замыкает эскадрон улан Ее Величества, подшефной ей части, где в день принятия шефства в полковом собрании во всеуслышанье говорится: "Все равно Вдовствующая Государыня останется для нас старшей". Так Царица Александра едет венчаться на царство, окруженная людьми, которые ее не любят и которых не любит она. У Новых Триумфальных ворот Великий князь Сергей,4 подает Царю рапорт и присоединяется к свите. Еще одна остановка у Иверской часовни где Царь и обе Царицы приближаются к чудотворной иконе. Народ, которому здесь удалось ближе прихлынуть к царю, особенно шумно приветствует Марию Федоровну, которая в ответ улыбается и плачет, не вытирая слез.
Шествие направляется в Успенский собор. Все колокола кремлевских церквей звонят, и чем ближе подходит шествие, тем громче и торжественней их голоса. Но когда Царь совсем приблизился к дверям храма, комендант Кремля дает знак, и ангельский трезвон умолкает. Православный Царь переступает порог собора, где спустя пять дней его помажут на царство под оглушительную пальбу, как на артиллерийском полигоне. Делать нечего - таков церемониал. Там ясно сказано: "Колокольный звон прекращается. Салют в 85 выстрелов". Коронация будет 14 мая. Пока происходят приемы иностранных послов и всевозможных делегаций, освящение Государственного знамени и перенесение Императорских регалий. Под сопровождение всей этой утомительной официальной суеты - Царь с Царицей говеют. На 12-е назначен "церковный" парад прибывших на коронацию сводных войсковых частей. С утра льет проливной дождь, но войска, выстроенные под открытым небом, ждут Государя. Назначенный час пришел, а Царь, обычно такой аккуратный, не едет. Солдаты промокли, мундир и головные уборы потеряли свой щегольской вид, сапоги набухли, ружейные стволы полны водой. Несколько раз едва слышится стук копыт, дается команда "смирно", и войска радостно настораживаются. Нет, это проехал извозчик или прогрохотал ломовик. Солдаты мокнут и ждут, дождевые капли катятся по их напряженным, хмурым лицам, точно слезы обиды. Офицеры смущенно переглядываются. Наконец командующий парадом решается на не совсем обычный шаг: он идет произвести разведку. У лагерной церкви его встречает запыхавшийся флигель-адъютант. Парад отменяется. Царь велит передать войскам царское спасибо заочно. Дождь льет целый день, не прекращается он и на следующий. С утра 13-го по городу разъезжают герольды, извещая о завтрашней коронации. 5 Они одеты в ботфорты и камзолы, на их широкополых шляпах треплются мокрые страусовые перья. Герольды бьют в барабаны и трубят и длинные средневековые трубы, издающие тонкий, жалобный звук, непривычный для русского уха. Там, где они останавливаются, сейчас же происходит давка, нередко переходящая в драку: скупщики платят по тридцать копеек с листа за отпечатанные золотом и вязью афишки, которые раздают герольды.
«Шествие Их Императорских Величеств в Успенский собор»
Опасения, что дождь будет лить во время коронации, - напрасны. Безоблачное небо обещает чудный день и с шести часов улицы, прилегающие к Кремлю, полны народом. С кремлевских колоколен начинается особый, как во время крестного хода, благовест "перебором". Вдоль расстеленного от Красного крыльца до Успенского собора сукна становятся шпалеры дворцовых гренадер и кавалергардов. На трибуне, сооруженной на площади, рассаживается придворный хор в красных мундирах с причудливыми музыкальными инструментами в форме охотничьих рогов. На Софийской набережной фронтом к Москве-реке становится шесть гренадерских батарей. Задолго до семи часов, когда первый салют дает знать, что торжество началось, Царь и Царица готовы. На Царе Преображенский мундир, андреевская цепь, шашка. Царица в сером парчовом платье. Она плохо спала и встала с тяжелой головой и с ломотой в ногах, которой с детства при малейшем волнении она страдает. Но волнение же делает розовыми обычно бледные щеки, глаза Царицы блестят, и если не знать, что она страдает можно счесть ее бодрой и оживленной. Маршал коронации граф Пален 6 докладывает Царю, что все готово.Трубы и литавры с дворцовых террас извещают о начале Высочайшего выхода. Первой в Успенский собор шествует по церемониалу Мария Федоровна. Уступая место той, которую так долго третировала как неподходящую невесту, Вдовствующая Государыня должна проделать теперь как бы обратный путь - от власти к забвению. 7 Какая ирония! Ей приготовлен тот же "алмазный трон", на котором она сидела тринадцать лет назад, венчаясь на царство, и та же корона должна еще раз блеснуть на ее голове, отражая чужую славу.. Если Мария Федоровна не отдавала себе до сих пор ясного отчета в происшедшей для нее перемене - коронационный церемониал пышно и бесстрастно подчеркивает это. Когда Мария Федоровна входит в собор и занимает свой трон, начинается главное. Царь с Царицей спускаются с Красного крыльца и становятся под разукрашенный черно-желтыми страусовыми перьями балдахин, который держат тридцать два генерал-адъютанта. Начинается шествие. Золотых мундиров на площади так много, что, пока балдахин, тихо движется к собору, кажется, будто расплавленное золото непрерывно течет по красному сукну. Оно вливается в собор и, не останавливаясь, льется дальше. В храме всего тысяча мест, и немногие избранные остаются присутствовать при коронации. Остальные кружным путем возвращаются во дворец.
В дверях собора ждут три митрополита - Московский, Петербургский и Киевский. В сопровождении их Царь и Царица подымаются на возвышение и садятся на престолы, сзади которых спалашом наголо становится командир Кавалергардского полка. Этот кавалергард с обнаженной саблей, комендант, заставляющий умолкать колокола, военная форма, в которой коронуется Николай II, 8 шашка, которую он снимает только у входа в алтарь уже после возложения короны,- все это придает церемонии характер смотра или парада, очень далекий от насквозь церковного, грустного и трогательного помазания на царство старых московских Государей. Московские цари шли в Успенский собор со "Славой", с пением молитв, ладаном и зажженными свечами. Государственные регалии несли на золотом блюде протопопы. Пушки не стреляли. Оружие на царе показалось бы тогда кощунством. Бармы и царский венец были украшены изображением ангелов и святых. Царь просил у митрополита благословения на царство и митрополит, возлагая на него венец грозно напоминал ему: "Сам ты имеешь Царя в небесах. Будь же праведен, если хочешь, чтобы милостив был к тебе Царь Небесный". Это круто переиначивает Петр, одевает мальтийской романтикой Павел, и потом старательно обезличивают несколько поколений петербургских чиновников. К тронному месту поднимается митрополит. В коронации наступает патетический момент, непредусмотренный церемониалом: Царь внятным, звучным голосом читает символ веры. Когда он кончил, приближаются еще два митрополита и надевают на него порфиру и цепь первого ордена империи. Сейчас царь возложит на себя корону, которую уже подает священнослужителю дряхлый граф Милютин, 9 сподвижник Александра II. Царь делает шаг вперед и протягивает руку к короне. Но, когда он хочет взять ее, тяжелая бриллиантовая цепь Андрея Первозванного, символ могущества и непобедимости, только что на него возложенная, отрывается и падает к ногам Царя.
«А.И.Шарлемань: Коронация Императора Николая II и Императрицы Александры Федоровны»
Николай II с протянутыми к короне руками замирает на месте. Он не берет короны и не опускает протянутых рук. Он неподвижен. Глаза его стали светлыми и пустыми. Они уставлены куда-то в пространство, поверх всего окружающего. Это странное выражение знают близкие к Государю люди. Под влиянием гнева или страха серо-голубые глаза Царя - выцветают, тускнеют, расширяются, вдруг становятся двумя неподвижными просветами в какую-то леденящую пустоту. Тогда кажется, что он ничего не видит, ничего не чувствует и не замечает. Так на узкой, залитой солнцем улице Оцу он смотрит, откинувшись в рикше, в искаженное лицо фанатика-самурая, так глядит в окно вагона, подписывая акт отречения. Таков, должно быть, взгляд Царя когда Юровский наглым срывающимся голосом кричит: "Николай Романов, Уральский совет постановил вас расстрелять!" - и вскидывает наган. 10 Один из шести камергеров, поддерживающих царскую мантию, наклоняется к сверкающей на полу регалии и подает ее министру двора. Тот прячет Андреевскую цепь... в карман... Николай II выходит из оцепенения. Руки его опускаются к красной подушке и медленно поднимают над головой переливающуюся при свете бесчисленных свечей корону. Когда корона возложена Царем на себя и на коленопреклоненную Царицу, свершено миропомазание, Царь причастился в алтаре, присутствующие принесли поздравления и отслужена литургия, начинается выход из собора. Первая - через южные двери - удаляется Мария Федоровна. Царь и Царица, выждав, когда никого из свиты Вдовствующей Государыни в соборе не остается, встают и покидают храм через северные, противоположные двери. Таков церемониал. Хочет ли он этим подчеркнуть, что отныне пути сына и матери расходятся? Возвратясь обратно, Царь с Царицей поднимаются на Красное крыльцо и троекратно кланяются народу. Это сохранилось от старого московского обычая, это трогательно и красиво. Но народ, теснящийся за кремлевскими стенами, чтобы видеть этот царский поклон, должен был глядеть в хорошие цейсовские бинокли. Невооруженным глазом он видит только много золота и красного сукна, много штыков и знамен, и единственное, что ему доступно,- это подхватывать "ура", которое начато не им. Церемония, начавшаяся в семь утра, кончается в 12.55. Царь и Царица удаляются отдохнуть. Но долго отдыхать нельзя. Через час с четвертью начнется торжественная трапеза в Грановитой палате. Туда уже перенесены из Успенского собора царские троны, и митрополит, только что благословивший нового Императора на царство, ждет, чтобы благословить с той же торжественной обрядностью приготовленное французскими поварами меню.
Царь в короне и порфире садится за отдельный стол на возвышении между двумя Царицами. Особы двух первых классов, ждут, пока Царь отведает первого блюда и спросит пить. Тогда с глубоким поклоном садятся за стол и они. Остальные, в том числе накормленные заранее члены дипломатического корпуса,"не оборачиваясь лицом к дверям", иначе говоря - пятясь, покидают Грановитую палату. Трапеза длится очень долго и подчинена сложному этикету. Каждое блюдо, подаваемое на Высочайший стол конвоируется кавалергардом с обнаженной саблей, точно это не жаркое или сладкое, а государственная регалия или денежный ящик. Право подавать блюда принадлежит отставным "штаб-офицерам из дворян Московской губернии"- именно им и никому другому. Обер-шенки под гром труб и литавров провозглашают тосты, сопровождаемые пушечным салютом. За здравие государя пьют под стерлядь при салюте в 61 выстрел. Затем за Марию Федоровну (паровой барашек -- 51 выстрел), молодую Царицу (заливное из фазанов -- тоже 51 выстрел), Императорскую фамилию (31 выстрел--каплуны с салатом). Наконец обер-шенк провозглашает последний тост: За всех верноподданных". Он сопровождается 21 выстрелом, и пьют его под спаржу. После тостов бас, тенор, меццо-сопрано и хор исполняют торжественную кантату. Но времена, когда блестящий стиль и империя были синонимами, безвозвратно прошли. В роли Ломоносова или Державина фигурирует теперь Виктор Крылов, 11 сочинитель пьес и бесталантливый стихотворец. И под древними сводами льются водянистые стишки "под Кольцова":
Звездочки небесные
Искрятся, играют.
Горы, нивы, пажити
Убрались, украсились,
Чтобы честно праздновать
Праздник всей России...
«Василий Матэ. Портрет Императрицы Александры Федоровны. 1896 год»
Та, кого в эти дни каждый считает счастливейшей из женщин,- коченеет от физической и душевной усталости. Губы Царицы, которые по церемониалу должны "милостиво улыбаться", все резче складываются в трагическую усмешку. Она одинока и несчастна. Окружающие? Льстивая, раззолоченная свита? Но - "я чувствую, все они неискренни, никто не исполняет долга,- все служат из-за карьеры и личной выгоды". Церковь, только что венчавшая ее на царство? У Царицы нет доверия к официальной церкви: "Когда я вижу митрополита, шуршащего шелковой рясой, я спрашиваю себя--какая разница между ним и нарядными великосветскими дамами?" Любовь мужа? Но как, любя ее, он мог утвердить список участников торжественного спектакля, где "только две петербургских балерины и одна из них... Кшесинская". Народный восторг? "Ура" толпы было в десять раз громче, когда проезжала Императрица-мать,- все это заметили. Будущее?- Царицу пугает будущее. Эта цепь, оборвавшаяся в миг коронации,- какая зловещая примета!.."Я мучусь и плачу целыми днями",- пишет Александра Федоровна немецкой подруге. Она плачет и мучается: ее "прежние иллюзии одна за другой тают", и новых у нее еще нет. После пятнадцати часов непрерывного напряжения, когда опасность расплакаться так же сильна, как страх упасть в обморок, Императрица всероссийская, выходит на балкон, чтобы открыть иллюминацию. Балкон обращен к набережной Москвы-реки. Бледная, тонкая, прямая Царица становится у перил и смотрит на черную воду. Потом медленно протягивает руку к букету, который подносит ей церемониймейстер. Едва она берег букет -- он весь загорается электрическим светом. Это сигнал. Разом вспыхивают вершины башен, колокольня Ивана Великого, древние кремлевские стены и вся Москва. Но Царица не видит этих синих, красных, зеленых засиявших без числа огней. Их в ту же минуту заслоняет бледное ушастое лицо Победоносцева, 12 первым заметившего, что Государыня лишается чувств, и бросившегося ее поддержать.
Георгий Иванов "Собрание сочинений в трех томах", Том второй. Проза Москва, "Согласие", 1994 год.
Примечания к тексту:
1 - Дуров Владимир Леонидович (1863--1934), вместе со своим братом А. Л. Дуровым создатель новой русской школы дрессировки.
2. - 9 мая коронационные торжества открываются высочайшим въездом в Москву.-- Краткое описание в "Дневнике" А. С. Суворина от 9 мая 1896 года: "Погода хорошая. Есть облачка. Выезд царя. <...> Народ стал собираться в 5 часов утра. Все заметили, что Государь был чрезвычайно бледен, сосредоточен. Он все время держал руку под козырек во время выезда и смотрел внутрь себя. Императрицу-мать народ особенно горячо приветствовал. Она почти разрыдалась перед Иверской, когда Государь, сойдя с коня, подошел к ней высадить из кареты" (с. 100). Далее говорится о том, что некто видел и слышал "смех американцев над этой помпой. Они делали ядовитые замечания и говорили, что это сказочно" (с. 101) Царь приехал в Москву 5 мая, в день своего рождения, и остановился в подмосковном Петровском дворце. Торжественный въезд 9 мая был первым со дня окончания траура по Александру III "явлением" нового царя во всем блеске и пышности, которые подобали церемонии. 13 мая Николай II и Александра переехали в Кремль. "Новое время" сообщало, что на коронационные торжества прибыли греческая королева, два владетельных князя, три правящих герцога, двенадцать наследных принцев и принцесс. Еще две существенные подробности относительно коронационных торжеств: вопервых, в их сценарии Николай II не пожелал ничего менять и приказал следовать каждой детали, тому порядку и программе, которые были установлены в дни Александра III, отца Николая; во-вторых, следует отметить слухи, уже тогда проползшие по Москве: "Немка (т. е. Александра Федоровна),--говорили в толпе,-- принесет династии несчастье".
3 - Полковник А. А. Власовский был назначен на должность московского обер-полицмейстера, которую он потом исполнял и в дни Ходынки, Великим князем Сергеем Александровичем. Очень резкую характеристику дал ему С.Ю. Витте: "Власовский же (как я с ним познакомился) действительно принадлежит к числу таких людей, которых достаточно видеть и поговорить с ними минут 10, чтобы усмотреть, что он представляет собой такого рода тип, который на русском языке называется "хамом" (т. 2, с. 70). Впрочем, именно Власовский оказался тем "стрелочником", которого сочли едва ли не единственным виновником ходынской трагедии.
4 - Великий князь Сергей Александрович (1857--1905), московский генерал-губернатор, убитый в начале 1905 года террористом Каляевым. Ранее командовал Преображенским полком. Был женат на Елизавете Федоровне, сестре Царицы.
5 - Возможно, этот абзац основан на записи от 14 мая 1896 года в "Дневнике" А. С. Суворина: "Раздача объявлений о коронации привела к беспорядкам,-- кого-то избили, опрокинули карету... Оказалось, что это устроили скупщики, которые наняли по 30 коп. всякий сброд, который толкался гурьбой и выхватывал листы. Скупщики платили еще и с листа. Объявления эти продаются по 5 руб. Нажива, стало быть, знатная" (с. 103--104).
6 -граф Константин Иванович Пален (1833--1912), министр юстиции в 1867--1978 годах, затем член государственного совета. Был обер-церемониймейстером коронации Николая II.
7 - Старшим сыном Императора Александра II, наследником престола, первоначально был цесаревич Николай Александрович (1843--1865), "Нике", скончавшийся от туберкулеза в Ницце. Новым наследником стал Александр,следующий по возрасту среди сыновей Александра II.
8 - Военный мундир, в котором короновался Николай II,-- менее всего случайная деталь коронационного церемониала. Сам Николай II считал себя "военным" и неоднократно подчеркивал свое отличие от "штатских". В. И. Мамантов, сопровождавший Царя в его поездке в Дармштадт, через несколько месяцев после коронации рассказал анекдот о том, как Николай II, не имевший привычки "носить штатское платье", обратился к Мамантову с "каким-то вопросом по поводу своего костюма, а затем сказал: "Вы, впрочем, с презрением смотрите на то, как мы, военные, носим штатское платье, и посмеиваетесь над нашим неумением". Я, конечно, постарался уверить Его Величество в противном. "Но,-- прибавил я,-- цилиндр Вашего Величества действительно приводит меня в некоторое недоумение и смущение. Мне кажется, что Bаше Величество могли бы иметь более лучший и носить его несколько иначе, чтобы скрыть Вашу непривычку к этому головному убору". Мое замечание, смелости которого я сам испугался, по-видимому, задело Государя за живое. Он быстро снял свою шляпу и начал ее рассматривать. „Не понимаю, - сказал он, что вы находите нехорошего в моем цилиндре? Прекрасная шляпа, которую я купил перед самым отъездом в путешествие у Брюно, и очень ею доволен. Ваше замечание не больше, чем простая придирка штатского к военному". Делать дальнейшие возражения я не решился, а Императрица, с улыбкой слушавшая наш разговор, сказала, обращаясь ко мне "Очень хорошо, что вы ему так говорите, говорите еще больше - он совершенно не обращает на себя внимания". (Мамантов В. И. На государевой службе, с. 118).
9 - Дмитрий Алексеевич Милютин (1816--1912), генерал-фельдмаршал, военный министр в 1861 - 1881 годах
10 - Яков Юровский (1880?--1938) --член ВКП(б) с 1905 г. Подпольщик. Один из лидеров большевиков Урала. Комендант Дома особого назначения в Екатеринбурге, где, по его приказу и при его участии, была расстреляна царская семья. Автор мемуаров. Подробнее о нем см.: Р е з н и к Я. Л. Чекист. Свердловск, 1972.
11 - Виктор Александрович Крылов (1838--1906), один из самых "репертуарных" драматургов второй половины XIX века.
12 - Константин Петрович Победоносцев (1827--1907), государственный деятель и ученый, в 1880--1905 годах обер-прокурор Синода
Если бы вам оставалось жить всего полгода, на что бы вы потратили остаток жизни? Есть ли у вас список последних желаний?
Прислал(а) 
prototypic
Дай бог, чтобы никогда не узнать, когда там настанут мои последние полгода. Мучаться самой, мучить других(любимых тебе людей) приближением дня "Х". Ужасно!!!
И все же, вопрос задан. Если честно, то я не знаю. Сначала , наверное, была бы истерика , от такого прекрасного известия. Потом был бы ступор. Ну , а потом, жадная жажда жизни. желание сделать то, что никогда бы себе не позволила, на что всегда не хватало времени.... Хотя нет. у меня трое деток, любимый муж. Я думаю, что все это время я посвятила бы им, свои любимым. А в голове сидела бы одна единственная мысль:" Боже, а им -то за что такое наказание? Ведь после меня на них обрушится такое!,,," Не дай, Бог!
четверг, 14 ноября 2013
Основа инсталляции — скульптура двух полушарий мозга, к которой ведёт двойная коллонада из 42 «ракет». По признанию автора, скульптура мозга изначально ассоциировалась у него с античной кудрявой головой.
«Вселенский разум» продолжает «научную серию» Николая Полисского, начатую работами «Байконур» (2005) и «Большой адронный коллайдер» (2009).
Проект «Вселенский разум» — самый продолжительный по времени воплощения (по разным источникам, 2,5 или 3 года) и самый масштабный по площади (около 1 гектара) проект Полисского.
Презентация проекта прошла 7 июля 2012 года, на Ивана Купалу.
По некоторым сведениям, инсталляция может быть демонтирована и перевезена в Сочи к началу зимней сочинской олимпиады 2014 года.