История о парне, который начал за здравие, а кончил за упокой, как говорится. А весь позор лишь оттого, что ел отраву за столом и позволил себе превратиться в жалкое убожество в результате. Не помню, где стырил, то текст преинтересный.
Барон Джеймс Харден-Хикки
Харден-Хикки был такой же нелепой для нашей эпохи фигурой, как американец при дворе короля Артура. Он к ней не подходил так же, как Сирано де Бержерак к Торговой палате. По мнению авторов насмешливых статей, президентов железнодорожных компаний, дилетантских «государственных деятелей» из Вашингтона, он был анекдотом. Для досужих умов из деревни вернувшийся Рип Ван Винкль тоже был анекдотом. Люди нашего времени не поняли Хардена-Хикки, они считали его самозванцем, наполовину авантюристом, наполовину дураком. Но и Харден-Хикки не понимал их. Это доказывают его последние слова, обращённые к жене. Они таковы: «Я лучше умру джентльменом, чем буду жить мерзавцем, как твой отец».
На самом деле, его тесть, хотя и занимал высокий пост в компании «Стандарт Ойл», не был и не является мерзавцем, а к своему зятю относился с добродушием и терпением. Но дуэлянт и солдат удачи не мог симпатизировать человеку, самым большим риском для которого было прокатиться по собственной железной дороге. Тем не менее, из мнений двух мужчин мнение Джона Х. Флаглера[40] было, вероятно, более справедливым и благожелательным.
Харден-Хикки был одним из самых колоритных, доблестных и трогательных авантюристов нашей эпохи. Но Флаглер тоже заслуживает нашей симпатии.
Для лишённого воображения, погружённого в работу короля «Стандарт Ойл» было, конечно, трудно иметь Д’Артаньяна в качестве зятя.
Джеймс А. Харден-Хикки, Джеймс Первый Тринидадский, барон Священной Римской империи родился 8 декабря 1854 года. Насчёт даты все историки согласны, но в том, где произошло это важное событие, они расходятся. Его друзья считают, что он родился во Франции, но когда он умер в Эль-Пасо, сан-францисские газеты заявляли, что он уроженец Калифорнии. Все согласны, что его предки были католиками и роялистами, которые во времена Стюартов оставили Ирландию и нашли прибежище во Франции. По наиболее вероятной версии, он родился в Сан-Франциско, где его отец, Э. С. Хикки, был хорошо известен как один из первых поселенцев, а в детстве мать отправила его в Европу для получения образования.
Там он учился в колледже иезуитов в Намюре, затем в Лейпциге, а потом окончил военную академию Сен-Сир.
Джеймс Первый относился к тем счастливым мальчикам, которые так и не повзрослели. Во всём, что он планировал, до самой смерти, вы найдёте следы ранних лет учёбы и раннего окружения: влияние великой Церкви, которая вскормила его, и города Парижа, где он жил. В эпоху Второй империи Париж был самым безумным, самым порочным и самым лучшим городом. Сегодня, при республике, без двора, с обществом, которое держится на капитале жён и дочерей наших бизнесменов, у него не осталось причин, по которым барон Осман[41] украсил его. Хороший Лубе[42], достойный Фальер[43], не делают Париж более весёлым, не считая того, что они становятся объектами насмешек карикатуристов. Но когда Харден-Хикки был мальчиком, Париж был беспечным и блестящим, он был переполнен жизнью, цветом, приключениями.
В ту эпоху «император сидел в ящике ночью»[44], а напротив сидела Кора Перл[45]. Ветераны кампаний в Италии, Мексике, пустынных боёв в Алжире хлебали сахарную воду в кафе «Тортони», «Дюран», «Рише», их сабли звенели о тротуары, на бульварах пестрели их разноцветные мундиры. Каждую ночь Вандомская площадь сияла от освещённых экипажей, перевозивших пашей из Египта, набобов из Индии, тёмных личностей из родственной Бразильский империи. Государственные экипажи с почётным караулом и форейторами в зелёных и золотых цветах императрицы мчались по Елисейским Полям, а в Бал-Бюлье и в Мабиль студенты и гризетки танцевали канкан. Людьми этой эпохи были Гюго, Тьер[46], Дюма, Доде, Альфред де Мюссе, блистательный мерзавец герцог де Морни[47] и великий, скромный Канробер[48], который стал маршалом Франции.
Над всем этим возвышался выскочка-император, в его приёмной толпились титулованные самозванцы со всей Европы, его двор сиял от графинь, получивших титул накануне. Но он был императором, со своей любовью к театральным жестам, к великолепным церемониям, с бесконечными поисками военной славы. Усталый, циничный авантюрист, которого мальчик из Сен-Сира взял себе за образец.
Харден-Хикки был роялистом по рождению и традиции. Он всегда таковым оставался, и двор в Тюильри захватил его воображение. Бурбоны, которым он служил, надеялись когда-нибудь занять двор, а в Тюильри был двор прямо перед глазами. Бурбоны были приятными старыми благородными людьми, которые позднее охотно ему помогали и за которых он всегда так же охотно сражался, как мечом, так и пером. Но до самого конца он хранил при себе портрет второго императора, какого он знал мальчиком.
Можете ли вы представить себе будущего Джеймса Первого в детском комбинезончике, который с няней или священником останавливается и с благоговейным восторгом взирает на зуавов в красных шароварах, стоящих на страже в Тюильри?
«Когда я вырасту, — говорил маленький Джеймс самому себе, не зная, что он никогда не вырастет, — у меня будут зуавы для охраны моего дворца».
И двадцать лет спустя он установил законы своего маленького королевства, по которым офицеры в его дворце должны носить усы а-ля Луи Наполеон, а дворцовая стража должна быть одета в форму зуавов.
В 1883 году, когда Харден-Хикки учился в военной академии, его отец умер, и когда он с отличием окончил академию, он оказался сам себе хозяин. У него был небольшой доход, совершенное знание французского языка и репутация одного из лучших фехтовальщиков Парижа. Он не пошёл в армию, а вместо этого стал журналистом, романистом, дуэлянтом и частым гостем в Латинском квартале и на бульварах.
Что касается романов, то названия его книг сами говорят об их качестве. Вотнекоторыеизних: «Un Amour Vendeen», «Lettres d'un Yankee», «Un Amour dans le Monde», «Memoires d'un Gommeux», «Merveilleuses Aventures de Nabuchodonosor, Nosebreaker».
О Католической Церкви он писал всерьёз, очевидно охваченный глубокой убеждённостью и высоким восторгом. Защищая веру, он писал эссе, памфлеты, листовки. Он безжалостно атаковал парижских противников Церкви.
В награду за свою борьбу он получил титул барона.
В 1878 году, когда ему было всего двадцать четыре, он женился на графине Сен-Пери, у них было двое детей, мальчик и девочка. А три года спустя он начал выпускать «Трибуле». Эта газета сделала его известным на весь Париж.
Это был роялистский листок, финансируемый графом де Шамбором[49] и выражавший интересы Бурбонов. Харден-Хикки был его редактором до 1888 года, и даже его враги говорили, что он служил своим нанимателям весьма усердно. За семь лет, которые газеты развлекала Париж и раздражала республиканское правительство, Харден-Хикки как её редактор был вовлечён в сорок два иска за оскорбления, потратил на штрафы триста тысяч франков и поучаствовал в несчётном числе дуэлей.
Своим собратьям-редакторам он задавал вопрос: «Вы предпочитаете встретиться на редакционной полосе или в Булонском лесу?» Среди тех, кто встречался с ним в Булонском лесу, были Орельен Шолл[50], Х. Левенбрион, М. Тэн, М. де Сион, Филипп де Буа, Жан Мореас[51].
В 1888 году из-за того, что умер покровитель Хардена-Хикки граф де Шамбор, и нечем было платить штрафы, и из-за того, что терпение правительства истощилось, «Трибуле» перестал существовать. Заявив, что газету запретили, а его изгнали, Харден-Хикки переехал в Лондон,
Отсюда он отправился в кругосветное путешествие, длившееся два года, а по пути открыл для себя островное королевство, первым и последним королём которого ему суждено было стать. Перед отъездом он развёлся с графиней де Сен-Пери, а сына и дочь отдал на попечение коллеге-журналисту, своему лучшему другу графу де ла Буасье, о котором мы ещё услышим.
Харден-Хикки начал путешествие на британском коммерческом судне «Астория», шедшем в Индию через мыс Горн под командованием капитана Джексона.
Именно тогда корабль остановился у необитаемого острова Тринидад[52]. Биографы Джеймса Первого говорят, что «Астория» искала там убежища от непогоды, но поскольку шесть месяцев в году на Тринидаде невозможно высадиться и вообще его следует избегать, более вероятно, что Джексон решил пополнить там запаса воды или добыть черепашьего мяса.
Или, может быть, капитан рассказал Хардену-Хикки о заброшенном острове, и Харден-Хикки уговорил капитана позволить ему высадиться на острове и исследовать его. По крайней мере, мы знаем, что на берег была отправлена лодка, Харден-Хикки сошёл на берег и до отплытия с острова, который не принадлежал никакой стране, на котором не было ни одного человека, Харден-Хикки объявил его своим и поднял на берегу флаг собственного изготовления.
Не следует путать остров Тринидад, на который притязал Харден-Хикки, с более крупным Тринидадом, который располагается у Венесуэлы и принадлежит Великобритании.
Английский Тринидад — приветливый, мирный уголок в тропическом раю, это одно из самых прекрасных мест Вест-Индии. В любое время года гавань Порт-оф-Спейна открыта для кораблей любого водоизмещения. Губернатор в пробковом шлеме, крикет-клуб, епископ в гетрах и ботанический сад делают его процветающей и успешной колонией. Но маленький заброшенный Тринидад, расположенный на 20°30
Читаем.
