В последнее время все чаще появляются публикации о состояниях, переживаемых в момент клинической смерти. Покидая свое бренное тело, человек видит некий туннель, ведущий к свету, а потом появляются близкие родственники или друзья, какие-то добрые светоносные существа, излучающие любовь и всепрощение.
Словам, там, "за порогом", такой рай без боли и несчастий, что к земной жизни и возвращаться-то не хочется. И вдруг нашелся человек, который все рассказывает по-иному...
Получив степень магистра в калифорнийском университете в Беркли, Говард Сторм сделал довольно приличную академическую карьеру. В течение 20 лет он преподавал изобразительное искусство в университете Северного Кентукки, став за эти годы профессором. Убежденный атеист, доктор философии Сторм не верил ни в Бога, ни в черта и уж тем более в такие небылицы, как жизнь после смерти. Так было до 1985 г., когда он вдруг умер и отправился прямиком в... ад. Даже и теперь он заметно волнуется, рассказывая о пережитых ощущениях: часто делает паузы, с трудом успокаивается. По словам профессора, тот драматический случай полностью изменил его жизнь.
Близкое к смерти состояние он пережил не дома, а за океаном. В 1985 г. мистеру Сторму было 38 лет. Они с женой Беверли поехали в Париж. (Где же еще изучать изобразительное искусство, как не в Лувре!) Так случилось, что в последний день пребывания во Франции мистер Сторм буквально согнулся от жгучей, непереносимой, раздирающей боли в животе. Его тут же отвезли в больницу. Там, в ожидании срочной операции, он почувствовал, что умирает. И, попрощавшись с женой, погрузился в непроглядную тьму...
Через некоторое время Сторм встал, поняв, что находится в палате и стоит между двумя больничными койками. Он взглянул на свою жену Беверли, которая неподвижно сидела на стуле, уставясь невидящим взглядом в пол. Попытался заговорить с ней, но жена его не слышала. Когда Сторм наклонился над кроватью, у которой сидела Беверли, он с тревогой, почти с ужасом заметил поразительное сходство лежащего там больного с самим собой.
В этот момент откуда-то издали - может, из коридора или из холла больницы - послышались голоса. Приятные голоса, мужские и женские, юные и не очень, все они звали его - не на французском, а на английском: "Выходи сюда, - говорили они. - Разве ты не хочешь, чтобы тебе стало лучше?”
И тогда Сторм забеспокоился. Он сделал несколько шагов и вышел из комнаты в холл. Там было светло, но как бы слегка туманно, так что никаких деталей он разглядеть не мог. Но он шел вслед за голосами, автоматически переставляя босые ноги и все еще помня о боли в животе.
Туман тем временем начал сгущаться, становилось все темнее, но те, кто его звал, продолжали идти вперед. Сторм из последних сил старался не отставать, хотя двигаться в темноте было тяжело. Силы были на исходе, и он с горечью сказал, что дальше идти не может.
Тут-то все и началось. Некие твари вдруг заорали на него, зарычали, зашипели, стали осыпать оскорблениями и ругательствами. Сторм даже чувствовал на себе их дыхание - так тесно они вокруг него сгрудились. Потом начали его толкать, пинать. Он не выдержал и дал сдачи. В ответ твари совершенно озверели - вопили, верещали, насмехались и... били, били, били. В кромешной тьме ничего не было видно, тем не менее чувствовалось, что их многие десятки или сотни - вокруг него, на нем, под ним, повсюду!
И всякая попытка с его стороны постоять за себя провоцировала лишь новый приступ ярости и злобы со стороны невидимых злобных тварей.
Они не просто били его - они этим наслаждались! Потом началось самое страшное. Его просто разрывали на мелкие части, отрывая по кусочку плоти, и поедали заживо: методично, медленно, так, чтобы продлить себе удовольствие, насколько это возможно. И Сторм перестал сопротивляться.
Но тут он вдруг вспомнил молитву, которую учил в детстве в воскресной школе при церкви. И стал шептать: "Если я пойду долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною..."
К его удивлению, молитва, смысл которой он и не очень понимал, произвела неожиданный эффект: жестокие и безжалостные существа впали в неописуемую ярость! Они исступленно вопили: "Нет никакого Бога! Никто тебя не услышит!”, но в то же время стали пятиться. И чем настойчивее он шептал слова молитвы, тем больше твари сыпали проклятий, но все же отступали все дальше и дальше, пока их вопли не превратились в отдаленное нечленораздельное ворчание. Потом и оно стихло.
Оставшись один, Сторм почувствовал, что совершенно измучен, раздавлен, обессилен. Но все-таки - хоть и мучительно, болезненно - жив. И тогда он простонал в темноту: "Господи Иисусе, спаси меня!..". И тут произошло чудо. Где-то вдалеке во тьме появилась светлая точка, подобная крошечной звездочке на небе. Она стала приближаться, становясь все ярче и ярче. Ему показалось, что сейчас этот неистовый свет поглотит его. Сияние уже стало проникать в его тело. И тут он разглядел, что это живое существо - человек примерно двух с половиной метров ростом, окруженный светом. Вполне реальные руки нежно обняли его и подняли, и он медленно стал выпрямляться, как бы оживать. Раны затянулись и прямо на глазах бесследно исчезли.
Сторм очнулся на больничной койке. Рядом сидела жена.
Коротко расскажем, что было потом. Мистер Сторм оставил науку, поступил в богословскую семинарию и по окончании учебы стал священником в одном из приходов города Цинциннати. В 2000 г. он написал книгу "Мое погружение в смерть и послание любви, вернувшее меня к жизни", в которой искренне признавался, что до того случая в Париже нарушал практически все 10 заповедей. А затем, история его смерти и воскрешения была рассказана в газете "The Standard Times".
Есть и другие подобные свидетельства. Их приводит в книге "Переход" врач Петр Калиновский из Австралии, исследовавший 25 тыс. случаев реанимации. Американский реаниматолог доктор Морис Рулингс в книге "За порогом смерти” рассказывает о кошмаре, пережитом почтовым служащим Дж. Р., за жизнь которого врачи боролись' более 3 часов. И победили! Очнувшись, тот рассказал, что вначале попал в какой-то темный туннель. Потом было мрачное багровое пространство, а в нем огромное озеро, где вместо воды пылал огонь, издающий нестерпимую вонь. А на берегу - сотни, тысячи, а может, миллионы молчаливых, хмурых людей...
И что характерно: Дж. Р. узнал среди них кое-кого из своих прежних знакомых...
"Я не мог себе даже представить, - говорил Дж. Р., - что оттуда можно уйти. Это хуже самой жуткой тюрьмы. На лицах тех людей было написано, что их отчаяние безмерно, надежды нет... Жара, нигде ни капли воды".
Доктор Рулингс, описавший этот случай, подчеркивает, что картинки ада заставляли даже безнадежного больного отчаянно бороться за жизнь. И хотя процесс реанимации крайне болезненный, и обычно пациенты просят оставить их в покое, на сей раз было иначе: "Продолжайте, доктор, продолжайте, ради Христа, я не хочу больше туда, это настоящий ад!" - кричал Дж. Р.
Дж. Р., кстати сказать, тоже не был верующим, но уверяет, что спас его именно Иисус. Каким-то непостижимым образом умирающий тотчас узнал эту окутанную светом фигуру. Удивительно и то, что человек, никогда не читавший и даже не державший в руках Священного писания, точно воспроизвел картину озера из огня и серы, как это описано в Библии: именно в такое озеро во время Второго пришествия Христа должны быть ввергнуты Сатана и его приспешники.
Инженер-строитель Хиллари, упавший в воду с 15-метровой высоты и на лету дважды ударившийся головой о балки (его тело искали в воде 40 минут!), побывал в змеином аду. Но это было потом. А вначале, когда врач вошел в помещение, где лежал Хиллари, он увидел окровавленное тело и маленькую пожилую женщину, которая стояла на коленях и молилась: "Господи, не забирай его, эта душа еще не очистила себя для Вечной Жизни!.."
Хиллари потом рассказывал, что в той жуткой пещере, куда он попал, змеи ползали по нему, забирались в уши, в нос, причиняя страшную боль. И там тоже (как и в рассказе профессора Сторма) были какие-то невидимые злобные существа, наводившие ужас одним своим присутствием. А потом вдруг он увидел вспышку света и услышал голос: "Возвращайся, тебя отмолила миссис К. Иди и живи иначе!.." Чьи-то невидимые руки подняли его. Последнее, что он ощутил, - злоба тех невидимых существ, которые не желали отпускать его!
Как оказалось, даже у сиамских близнецов посмертный адрес бывает разным. В Праге, например, делали операцию на сердце сросшимся в области груди братьям - 28-летним Милошу и Стефану Сестакам, когда вдруг у обоих наступила клиническая смерть. Так вот Милош попал в рай и видел Иисуса, а Стефан рассказывал впоследствии, что его душа отправилась в противоположном направлении: "Я почувствовал, что покидаю свое тело, и что-то бросило меня на пол. Там образовалась трещина, и я начал падать все ниже и ниже в глубь Земли. Когда мое падение прекратилось, я очутился в какой-то пещере, освещенной жарким пламенем. Я был в ужасе, хотел убежать, но не мог двинуться с места, хотел закричать, но не мог издать ни звука".
В некоторых описаниях ада упоминается узкий мост, по которому должны проходить души умерших. Причем наиболее отягощенные грехами срываются с моста и падают в кипящую внизу пламенную бездну. В рассказах имеются упоминания о буйных ветрах, то леденящих, то сжигающих, или о неукротимых дождях, граде, снеге. Любопытно, что иной раз вспоминают даже флору и фауну ада - это, например, растения, сплошь покрытые шипами острее ножей и усеянные ядовитыми плодами, или животные в виде свирепых собак, змей, жаб, каких-то отвратительных насекомых. И все это жалит, кусает, колет, рвет на части. Непереносимая боль и нестерпимая вонь.
Если бы такие истории были связаны с психически неуравновешенными людьми или религиозным фанатиками, можно было бы предположить, что все это галлюцинации или просто плод больного воображения. Но нет. Иной раз подобные признания исходят от человека трезвомыслящего, высокообразованного, психически совершено нормального.
Вывод напрашивается сам собой. Ошибаются специалисты, которые неизменно рисуют великолепные картины загробной жизни. Жизнь "за порогом" прекрасна отнюдь не для всех. И хотя рай в этих рассказах всегда выглядит примерно одинаково, ад у каждого свой!
"Интересная газета. Магия и мистика" №16 2012 г.
Получив степень магистра в калифорнийском университете в Беркли, Говард Сторм сделал довольно приличную академическую карьеру. В течение 20 лет он преподавал изобразительное искусство в университете Северного Кентукки, став за эти годы профессором. Убежденный атеист, доктор философии Сторм не верил ни в Бога, ни в черта и уж тем более в такие небылицы, как жизнь после смерти. Так было до 1985 г., когда он вдруг умер и отправился прямиком в... ад. Даже и теперь он заметно волнуется, рассказывая о пережитых ощущениях: часто делает паузы, с трудом успокаивается. По словам профессора, тот драматический случай полностью изменил его жизнь.
Близкое к смерти состояние он пережил не дома, а за океаном. В 1985 г. мистеру Сторму было 38 лет. Они с женой Беверли поехали в Париж. (Где же еще изучать изобразительное искусство, как не в Лувре!) Так случилось, что в последний день пребывания во Франции мистер Сторм буквально согнулся от жгучей, непереносимой, раздирающей боли в животе. Его тут же отвезли в больницу. Там, в ожидании срочной операции, он почувствовал, что умирает. И, попрощавшись с женой, погрузился в непроглядную тьму...
Через некоторое время Сторм встал, поняв, что находится в палате и стоит между двумя больничными койками. Он взглянул на свою жену Беверли, которая неподвижно сидела на стуле, уставясь невидящим взглядом в пол. Попытался заговорить с ней, но жена его не слышала. Когда Сторм наклонился над кроватью, у которой сидела Беверли, он с тревогой, почти с ужасом заметил поразительное сходство лежащего там больного с самим собой.
В этот момент откуда-то издали - может, из коридора или из холла больницы - послышались голоса. Приятные голоса, мужские и женские, юные и не очень, все они звали его - не на французском, а на английском: "Выходи сюда, - говорили они. - Разве ты не хочешь, чтобы тебе стало лучше?”
И тогда Сторм забеспокоился. Он сделал несколько шагов и вышел из комнаты в холл. Там было светло, но как бы слегка туманно, так что никаких деталей он разглядеть не мог. Но он шел вслед за голосами, автоматически переставляя босые ноги и все еще помня о боли в животе.
Туман тем временем начал сгущаться, становилось все темнее, но те, кто его звал, продолжали идти вперед. Сторм из последних сил старался не отставать, хотя двигаться в темноте было тяжело. Силы были на исходе, и он с горечью сказал, что дальше идти не может.
Тут-то все и началось. Некие твари вдруг заорали на него, зарычали, зашипели, стали осыпать оскорблениями и ругательствами. Сторм даже чувствовал на себе их дыхание - так тесно они вокруг него сгрудились. Потом начали его толкать, пинать. Он не выдержал и дал сдачи. В ответ твари совершенно озверели - вопили, верещали, насмехались и... били, били, били. В кромешной тьме ничего не было видно, тем не менее чувствовалось, что их многие десятки или сотни - вокруг него, на нем, под ним, повсюду!
И всякая попытка с его стороны постоять за себя провоцировала лишь новый приступ ярости и злобы со стороны невидимых злобных тварей.
Они не просто били его - они этим наслаждались! Потом началось самое страшное. Его просто разрывали на мелкие части, отрывая по кусочку плоти, и поедали заживо: методично, медленно, так, чтобы продлить себе удовольствие, насколько это возможно. И Сторм перестал сопротивляться.
Но тут он вдруг вспомнил молитву, которую учил в детстве в воскресной школе при церкви. И стал шептать: "Если я пойду долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною..."
К его удивлению, молитва, смысл которой он и не очень понимал, произвела неожиданный эффект: жестокие и безжалостные существа впали в неописуемую ярость! Они исступленно вопили: "Нет никакого Бога! Никто тебя не услышит!”, но в то же время стали пятиться. И чем настойчивее он шептал слова молитвы, тем больше твари сыпали проклятий, но все же отступали все дальше и дальше, пока их вопли не превратились в отдаленное нечленораздельное ворчание. Потом и оно стихло.
Оставшись один, Сторм почувствовал, что совершенно измучен, раздавлен, обессилен. Но все-таки - хоть и мучительно, болезненно - жив. И тогда он простонал в темноту: "Господи Иисусе, спаси меня!..". И тут произошло чудо. Где-то вдалеке во тьме появилась светлая точка, подобная крошечной звездочке на небе. Она стала приближаться, становясь все ярче и ярче. Ему показалось, что сейчас этот неистовый свет поглотит его. Сияние уже стало проникать в его тело. И тут он разглядел, что это живое существо - человек примерно двух с половиной метров ростом, окруженный светом. Вполне реальные руки нежно обняли его и подняли, и он медленно стал выпрямляться, как бы оживать. Раны затянулись и прямо на глазах бесследно исчезли.
Сторм очнулся на больничной койке. Рядом сидела жена.
Коротко расскажем, что было потом. Мистер Сторм оставил науку, поступил в богословскую семинарию и по окончании учебы стал священником в одном из приходов города Цинциннати. В 2000 г. он написал книгу "Мое погружение в смерть и послание любви, вернувшее меня к жизни", в которой искренне признавался, что до того случая в Париже нарушал практически все 10 заповедей. А затем, история его смерти и воскрешения была рассказана в газете "The Standard Times".
Есть и другие подобные свидетельства. Их приводит в книге "Переход" врач Петр Калиновский из Австралии, исследовавший 25 тыс. случаев реанимации. Американский реаниматолог доктор Морис Рулингс в книге "За порогом смерти” рассказывает о кошмаре, пережитом почтовым служащим Дж. Р., за жизнь которого врачи боролись' более 3 часов. И победили! Очнувшись, тот рассказал, что вначале попал в какой-то темный туннель. Потом было мрачное багровое пространство, а в нем огромное озеро, где вместо воды пылал огонь, издающий нестерпимую вонь. А на берегу - сотни, тысячи, а может, миллионы молчаливых, хмурых людей...
И что характерно: Дж. Р. узнал среди них кое-кого из своих прежних знакомых...
"Я не мог себе даже представить, - говорил Дж. Р., - что оттуда можно уйти. Это хуже самой жуткой тюрьмы. На лицах тех людей было написано, что их отчаяние безмерно, надежды нет... Жара, нигде ни капли воды".
Доктор Рулингс, описавший этот случай, подчеркивает, что картинки ада заставляли даже безнадежного больного отчаянно бороться за жизнь. И хотя процесс реанимации крайне болезненный, и обычно пациенты просят оставить их в покое, на сей раз было иначе: "Продолжайте, доктор, продолжайте, ради Христа, я не хочу больше туда, это настоящий ад!" - кричал Дж. Р.
Дж. Р., кстати сказать, тоже не был верующим, но уверяет, что спас его именно Иисус. Каким-то непостижимым образом умирающий тотчас узнал эту окутанную светом фигуру. Удивительно и то, что человек, никогда не читавший и даже не державший в руках Священного писания, точно воспроизвел картину озера из огня и серы, как это описано в Библии: именно в такое озеро во время Второго пришествия Христа должны быть ввергнуты Сатана и его приспешники.
Инженер-строитель Хиллари, упавший в воду с 15-метровой высоты и на лету дважды ударившийся головой о балки (его тело искали в воде 40 минут!), побывал в змеином аду. Но это было потом. А вначале, когда врач вошел в помещение, где лежал Хиллари, он увидел окровавленное тело и маленькую пожилую женщину, которая стояла на коленях и молилась: "Господи, не забирай его, эта душа еще не очистила себя для Вечной Жизни!.."
Хиллари потом рассказывал, что в той жуткой пещере, куда он попал, змеи ползали по нему, забирались в уши, в нос, причиняя страшную боль. И там тоже (как и в рассказе профессора Сторма) были какие-то невидимые злобные существа, наводившие ужас одним своим присутствием. А потом вдруг он увидел вспышку света и услышал голос: "Возвращайся, тебя отмолила миссис К. Иди и живи иначе!.." Чьи-то невидимые руки подняли его. Последнее, что он ощутил, - злоба тех невидимых существ, которые не желали отпускать его!
Как оказалось, даже у сиамских близнецов посмертный адрес бывает разным. В Праге, например, делали операцию на сердце сросшимся в области груди братьям - 28-летним Милошу и Стефану Сестакам, когда вдруг у обоих наступила клиническая смерть. Так вот Милош попал в рай и видел Иисуса, а Стефан рассказывал впоследствии, что его душа отправилась в противоположном направлении: "Я почувствовал, что покидаю свое тело, и что-то бросило меня на пол. Там образовалась трещина, и я начал падать все ниже и ниже в глубь Земли. Когда мое падение прекратилось, я очутился в какой-то пещере, освещенной жарким пламенем. Я был в ужасе, хотел убежать, но не мог двинуться с места, хотел закричать, но не мог издать ни звука".
В некоторых описаниях ада упоминается узкий мост, по которому должны проходить души умерших. Причем наиболее отягощенные грехами срываются с моста и падают в кипящую внизу пламенную бездну. В рассказах имеются упоминания о буйных ветрах, то леденящих, то сжигающих, или о неукротимых дождях, граде, снеге. Любопытно, что иной раз вспоминают даже флору и фауну ада - это, например, растения, сплошь покрытые шипами острее ножей и усеянные ядовитыми плодами, или животные в виде свирепых собак, змей, жаб, каких-то отвратительных насекомых. И все это жалит, кусает, колет, рвет на части. Непереносимая боль и нестерпимая вонь.
Если бы такие истории были связаны с психически неуравновешенными людьми или религиозным фанатиками, можно было бы предположить, что все это галлюцинации или просто плод больного воображения. Но нет. Иной раз подобные признания исходят от человека трезвомыслящего, высокообразованного, психически совершено нормального.
Вывод напрашивается сам собой. Ошибаются специалисты, которые неизменно рисуют великолепные картины загробной жизни. Жизнь "за порогом" прекрасна отнюдь не для всех. И хотя рай в этих рассказах всегда выглядит примерно одинаково, ад у каждого свой!
"Интересная газета. Магия и мистика" №16 2012 г.
1
Чтобы лучше понять собственную национальную особенность, обратимся к примеру, для нас инородному. Интересная история имеет сейчас хождение в Интернете – история об экзотическом понятии «обонато». Выглядит эта история так:
Антрополог предложил детям из африканского племени поиграть в одну игру. Он поставил возле дерева корзину с фруктами и объявил, обратившись к детям: " Кто первым добежит до дерева - получит все эти сладкие фрукты". Когда он сделал отмашку, дети взялись за руки и бежали вместе, а потом все вместе сидели и ели фрукты. Удивленный антрополог (он был белым американцем) спросил у детей, почему они побежали все вместе, ведь каждый из них мог получить фрукты лично для себя. На что дети ответили: "Обонато". "Обонато" на их языке означает: "я существую, потому что мы существуем".
Впервые эта история появилась как будто здесь:
http://tumanjarom.livejournal.com/653111.html
но ссылка на первоисточник там не даётся, поэтому какова достоверность данной истории, сказать сложно – впрочем, нам это и не так важно, важен сам её смысл. История эта призвана к тому, чтобы лучше увидеть самих себя.
Итак, согласно этой истории, существуют некие африканцы, якобы находящиеся на более низком уровне развития, чем остальная цивилизация, раз их взялись изучать антропологи, у которых, тем не менее, существуют свои понятия, позволяющие им находиться на уровне явно более высоком, чем вся остальная цивилизация. Потому что такое понятие, как понятие «обонато», говорит об уровне развития человеческих отношений, до которого остальная цивилизация не доросла. Или который она в себе потеряла. Для всей остальной цивилизации понятие это является совершенно экзотическим, ей несвойственным, но оно является таким понятием, которому остальной цивилизации следовало бы научиться.
Какова удачность объяснения данного понятия в приведенном тексте, сказать сложно, возможно, его можно было бы объяснить как-то иначе, но смысл, который в данном понятии проглядывает, совершенно прозрачен и хорошо понимаем вне зависимости от удачности его объяснения. На русском языке этому понятию, вероятней всего, соответствовало бы слово «взаимозависимость».
И вот что интересно: если пытаться как-то переводить слово «обонато» и подставлять вместо него другие казалось бы подходящие по смыслу слова (то же слово «взаимозависимость»
, то изначальный смысл слова «обонато» теряется и эти переведённые аналоги данного слова всего лишь наполняются собственным смыслом, отличным от смысла «обонато». Слишком там специфический, не свойственный другим языкам смысл, смысл, который в других языках не заложен. Совершенный экзот, который не переводим и который следует воспринимать так, как он есть, по факту его существования. И который воспринимать следует, потому что этому надо было бы поучиться.
2
Так вот, дело в том, что у нас в русской культуре существует такое же экзотическое понятие, не свойственное остальному миру. Но при этом понятие, миру очень необходимое, понятие, без которого мир не является полноценным. Это понятие заключено в слове «совесть».
Представьте себе, что это понятие свойственно именно нам, славянам, и в первую очередь русским людям – восточным славянам. Остальной мир с данным понятием не знаком. Нет, он с ним знаком понаслышке, потому что мы не африканское племя, а великий народ, представленный в цивилизации собственной достаточно мощной культурой, но в своих культурах остальной мир данного понятия не содержит. Для всего остального мира это понятие является таким же экзотом, как понятие «обонато».
Например, в английском и немецком языках даже слова подобного нет. У них там нет ничего, что по смыслу хотя бы формально соответствовало бы слову «совесть». В других языках, возможно, и можно было бы найти какие-то соответствия, но соответствия чисто формальные, не передающие всей глубины того смысла, который заложен в это слово у нас. Так же и мы слово «обонато» можем перевести как «взаимозависимость», но это будет чисто формальный перевод, не передающий того смысла, который в слове «обонато» заложен и не являющий собой руководящего принципа в нравственном поведении.
Для мира совесть это русский экзот. Потому что по совести мир не живёт.
Для выражения положительных качеств, свойственных людям, мир использует массу других понятий, таких как «справедливость», «гуманность», «доброта», «сопереживание», «соучастие», «обязательность», «нравственный долг» и многие другие, но что такое совесть, мир не знает. Мир формулирует многие принципы, по которым людям должно было бы жить, такие как «ставь себя на место другого человека», «поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой» и им подобные, но совести это всё равно не заменяет. Потому что совесть это некий внутренний комплекс отношения к миру, который раскрывается как единое целое на уровне чувственного его восприятия, и отдельные надуманные принципы работы этого комплекса не заменяют. А в мире этот комплекс не работает.
Совесть это именно то, что свойственно русским людям, и как руководящий принцип жизнедеятельности проявляет себя именно у русских людей. По этой самой причине мы кажемся миру не такими как все, людьми непонятными и даже загадочными. Мир не может нас понять, потому что совесть для мира это загадка.
Совесть это то, что мир давно в себе потерял и только смутно догадывается о существовании чего-то, чего ему не хватает и что приходится выражать в разных принципах и заповедях. А те, кто этого в себе не потерял (мы, то есть), кажутся ему странными и где-то даже отталкивающими. Хотя это то, к чему мир подсознательно стремится в своей смутной тоске по тому лучшему, что ему могло бы быть присуще.
3
У нас каждый младенец с пелёнок знает, что надо иметь совесть. Немец же полжизни проумничает, пока до него дойдёт, что надо иметь категорический императив. И это ещё каким немцем надо быть! Гением немецкой мысли! А до остальных просто не доходит.
А потом оказывается, что этот гений немецкой мысли был родом из австрийских славян и он полжизни всего лишь искал то, что в нём от роду подсознательно сидело и что он никак не мог выразить словами. И он, долго и сложно промудрив, придумал этому неясному внутреннему устремлению формулировку «категорический императив». Хотя достаточно было обратиться к своим славянским корням и посмотреть на восток, чтобы себя найти. Но он смотрел на запад, увлечённый, подобно многим и многим, его заумным философским пустословием, содержащим в себе всё что угодно кроме совести, и он себя так и не нашёл. И он придумал протез для того, чтобы душа его могла твёрже стоять на ногах в своих взаимоотношениях с миром, потому что без опоры на совесть она всего лишь убого ковыляла.
Этот пример, пример попытки Иммануила Канта объяснить в отвлечённых абстрактных понятиях то неведомое, чего человеку Запада так не хватает и что у нас определяется таким всем хорошо известным понятием как совесть, показывает, насколько Запад с совестью не знаком и к совести не привычен. Рассуждения Канта стали откровением и он стал великим философом, и с тех пор Запад знает, что категорический императив это очень правильно – но добавило ли это Западу совести? И многим ли отличается в этом вопросе от Запада весь остальной мир?
Запад предлагает миру свою достаточно ярко выглядящую культуру, и хоть эта культура во многом порочна, мир этой культурой увлечён и по ней равняется. Но совести в себе от этого он не обретает. И даже наша интеллигенция, перенимая на себя западные мерки и берясь судить о мире по западным понятиям, любит порой с умным видом порассуждать о таком «недоступном для средних умов глубочайшем понятии», как категорический императив, но совесть в себе почему-то теряет. Недаром народ окрестил её гнилой интеллигенцией – многие базовые для нас вещи культура Запада или извращает, или просто игнорирует. И совесть к таким вещам относится в первую очередь. В целом, как обобщённое явление, Запад это суррогат культуры. Если под культурой понимать то, что позволяет жизни расцветать и возвышаться, конечно, а не что угодно, что просто броско выглядит.
Настоящая культура присутствует у нас, в славянском мире. По той простой причине, что мы являемся наследниками ариев, уже создававших в своё время высочайшую духовную культуру, в которой основные базовые для жизни вещи уже были осмыслены и отработаны в своё время на высочайшем уровне, и сейчас они присутствуют в нас естественным образом, в то время как для мира они являются проблемой и предметом поиска. Нам просто следует не терять собственных корней и нам найдётся, что предложить миру. (Подробней обо всём этом я пишу в книге «Сокровенная тайна мира», найти её очень просто: поисковик Google – сокровенная тайна мира – первая ссылка.)
Кроме нас, наследие арийской культуры сохранилось в индийской среде, но Индия в своё время ушла в глухую защиту, уведя арийское наследие в таинства для посвящённых, в совершенно иносказательную эзотерику, проникнуть в смыслы которой могли только избранные, и оставив широкие массы удовлетворяться поверхностью религиозных представлений и чем угодно ещё, в результате чего из этих широких масс арийское содержание чуть ли не напрочь выветрилось. А у нас это всё сохранено вживую, пусть и без отдельно сохраняемого тайнознания, но в своих духовных основах, проявляемых по наитию в величайшей массе народа, сохранено как живой дух народа. Поэтому возродить прежнюю высочайшую культуру ариев и привести весь остальной мир к этой культуре можем только мы, славяне, и в первую очередь русский народ – восточные славяне. В нас есть для этого достаточно сохранившийся потенциал. А одним из главных понятий этой культуры является такое понятие, как совесть. На практике оно является понятием определяющим.
4
Сознание и совесть это две силы, приобщающие человека к Богу и превращающие его в возвышенного над животным миром человека. Сознание и совесть это две ноги, на которых стоит человек как подобие божие.
Сознание и совесть это две главные функции связи человека с божественным духом, отображающие в себе две главные основы в строении божественного мира духа. Мир духа становится полноценным живым божественным миром благодаря двум главным видам своих потенций – потенциям смыслового и потенциям нравственного содержания. Смысловые потенции образуют собой божественный Логос, нравственные потенции образуют собой божественный Закон. Отображённый в человеке Логос образует сознание человека, отображённый в нём Закон образует в нём совесть.
В индийской культуре божественный Закон именуется термином «рита». Совесть есть функция связи человека с ритой – божественной гармонией, несущей в себе нравственное наполнение. Совесть есть отображение риты в человеке.
Но это не самопроизвольное пассивное отображение риты, рита отображается в человеке благодаря наличию в нём особой специализированной для этого структуры, структуры, которая может быть более или менее развитой и может в связи с этим более или менее полно отображать в себе риту. Точно так же как сознание человека не является прямой связью человека с божественными смыслами, а представляет собой особую структуру, работающую достаточно сложным образом, в которой через понимание постепенно образуется и сознание, так же дело обстоит и с совестью. Это особым образом работающая достаточно сложно устроенная структура чувственного мира человека, которая на протяжении всей жизни человека учится быть в связи с гармониями духовного мира, несущими в себе божественный Закон.
О работе сознания я достаточно полно пишу в книге, и на основании раскрываемого там материала можно представить себе, насколько непростой структурой сознание является (поисковик Google – сокровенная тайна мира – первая ссылка), совесть является структурой не менее простой и не менее выделенной как самостоятельная структура в ряду важнейших высших психических функций человека.
На практике совесть является где-то даже важней сознания, потому что совесть направлена к непосредственно практической деятельности – гармония (или дисгармония) есть отображение практики каких-либо отношений, а практика это реальные поступки, которые, будучи однажды совершёнными, обратного хода уже не имеют и отмениться не могут. Они могут потом исправляться посредством дополнительной специально на это направленной деятельности, но не отменяться. А от того, насколько человек гармоничен с миром, в первую очередь с нравственными потенциями мира, напрямую зависит его судьба. И какие именно поступки человек совершает, и как он тем самым формирует свою судьбу, зависит от его совести.
Проблема совести в том, что она зависит от сознания. Для работы совести ей необходимо понимание каких-либо взаимоотношений, а их более или менее полное понимание напрямую зависит от большей или меньшей степени развития сознания. И совесть, хоть и является определяющей структурой в формировании судьбы человека, но является при этом структурой ведомой – ей сложно работать самостоятельно, на основе одной лишь собственной чувственности, ей желательна помощь сознания для лучшего понимания ощущаемых вещей. Поэтому уровень развития совести в человеке определяется уровнем развития его сознания. Если сознание невелико, то совесть, как бы потенциально она не была большой, не может работать правильно и побуждает человека к поступкам глупым или даже обратным тому, что было бы необходимо, а зачастую просто не работает никак, не понимая, в каких случаях и для чего ей необходимо было бы включаться в работу. И наоборот, полноценно развитое сознание человека позволяет и совести полноценно работать в нём.
5
И проблема совести в том, что мир о ней основательно забыл. Забыл как о реально существующей психической структуре, призванной осуществлять взаимодействие человека с ритой – мировым нравственным законом, нравственной гармонией вселенских отношений, и призванной регулировать взаимоотношения в среде человеческой и формировать человеческие судьбы. Как реально существующее психическое и нравственное понятие совесть сохраняется в славянском мире и активно применяется в мире русском, а для остального мира совесть есть понятие неведомое и странное. Для остального мира она есть русский экзот.
Хотя совесть продолжает существовать и в остальном мире тоже, но работает там на некоем пассивном минимальном уровне, никак не называемая и никак не осознаваемая. Для обозначения того подсознательного тяготения к лучшему, что совесть в человеке формирует, мир использует массу других понятий, наполненных положительным смыслом, но понятий разрозненных и не образующих той комплексной базовой основы в нравственности человека, которую должна образовывать совесть. Весь остальной мир ковыляет на одной ноге – на сознании, предоставляя совести тащиться следом пассивным рудиментарным придатком.
В крайнем случае те лучшие представители остального мира, которые понимают, что так жить нельзя, что-то там в своём сознании сложно намудрив, начинают жить по категорическому императиву. Но по совести так и не живут. Потому что полноценное функционирование совести требует полноценного её осознания. А как же её осознаешь, когда даже понятия такого нет?
Совесть может работать только в случае ощущения мира, осознаваемого как ощущение мира совестью, а не быть чем-то умно надуманным на уровне абстрактных понятий. Сознание может побудить к возникновению совести, может пробудить совесть в человеке, но заменить совесть оно не может. У них же, этих лучших людей остального мира, совесть так и не пробуждается вследствие её неведомости им и они используют её протез, который предлагает им сознание. Это, конечно, уже что-то, но протез есть протез, самой совести он заменить не может.
Впрочем, с этими лучшими представителями остального мира и проблемы особой нет, им достаточно понять, что совесть есть особо отработанная в процессе эволюционного становления человека психическая структура, ответственная за связь человека с божественным Законом, с ритой, чтобы они начали обращать на деятельность этой структуры внимание и начали побуждать её к работе. А что делать с остальными, не самыми лучшими представителями остального мира, с обычными его представителями?
Мы не можем бесконечно долго позволять им держать свою совесть в забвении. Потому как обонато – мы взаимозависимыи даже едины. И мы не спрашиваем, по ком звонит колокол, мы знаем, что он звонит и по нам тоже.
И в этом наша всемирно-историческая русская задача – мы обязаны пробудить совесть в остальном мире и обязаны побудить мир к совести. Только неразвитая совесть удовлетворяется личными своими взаимоотношениями с миром, развитая совесть вынуждает требовать работы совести и в остальном мире тоже. Наша русская совесть достаточно развита, чтобы требовать от остального мира жить по совести. Требовать в том числе и в принудительном порядке, используя различные меры принуждения вплоть до исключения из обонато. Потому что нам не нужен колокольный звон, бесконечно звонящий и по нам тоже за компанию с какой угодно негодностью.
Наша задача – разобраться вначале внутри себя со всем этим навязываемым нам извне от бессовестного мира потреблятством и прочим непотребством, и затем обратиться и к остальному миру тоже. И вынудить мир жить по совести. Потому как обонато.
Цветки источают аромат, который напоминает аромат цитрусовых, жасмина, специй, гардений. Ароматные цветы привлекают много насекомых, но их ждёт разочарование. Они опыляют цветы в бесплодных поисках нектара, которого в цветах плюмерии нет.
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой, пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.
Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, елочки темнеют,
А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой
Вступает в пестрый терем свой...
Иван Бунин
ГОЛОС – это уникальный музыкальный “инструмент”, данный человеку самой Природой.
Голос человека вибрирует всегда, когда он звучит (при разговоре, пении, шепоте). И более совершенного
(в частности - с терапевтической точки зрения) музыкального инструмента, подходящего для конкретного человека, просто не существует.
Искусство пения – это прежде всего правильное дыхание, которое и является одним из важнейших факторов здоровой жизни. Из всех средств музыкотерапии самое сильное воздействие на организм оказывает именно ПЕНИЕ. Когда человек болеет, голос его “садится”, становясь глухим и бескрасочным. Собственным пением (лечебным звукоизвлечением) мы можем воздействовать на больной орган или систему, возвращая в него здоровую вибрацию.